Кто полагал что государство есть благо платон. Учение платона о государстве и законах. Учение Платона о государстве
Казарменно-тоталитарные черты идеального государства Платона полнее обрисованы в статье Платон «Государство» – реферат с цитатами .
Согласно учению Платона, истинное философское знание порождает добродетель. У Платона, как и у Сократа , добродетель – только практическое применение знания и, в соединении с ним, служит единственным истинным путем к счастью. В трактате «Государство» (см. его полный текст) Платон называет добродетель направлением деятельности каждой части души к достижению той цели, какую имеет эта часть, такою деятельностью этой части, какая соответствует её природе. Добродетель разумной части души – мудрость, добродетель воли – мужество, добродетель чувственной части души – воздержность (Sophrosyne); общая правильная деятельность всех трех частей души производит справедливость, возникающую из их гармонии.
Великий греческий философ Платон
Платон учил, что эти четыре «основные добродетели» доставляют счастье и отдельному человеку и государству. Как в отдельном человеке, так и в государстве они должны быть гармонически соединены. Связь между ними должна состоять в том, чтобы мужество, принадлежащее главным образом военному сословию, и воздержность, принадлежащая главным образом трудящемуся сословию (поселянам и промышленникам), были подчинены руководству философов, людей царственной души, которые обладают мудростью, потому одни только и способны хорошо править государством, и чтобы справедливость владычествовала над всем и возбуждала каждого человека добросовестно исполнять свою обязанность. Платон считал, что в гармоническом сочетании этих основных сил состоит благо государства, чья цель – «делать граждан хорошими людьми».
По учению Платона, идеальное государство (аристократическое в истинном смысле слова) представляет своим устройством подобие человека, нравственные силы которого находятся в правильном отношении между собою; дурные формы государственного устройства соответствуют состояниям человеческой души под владычеством пороков: тимократия (правление богатых) соответствует корыстолюбию, олигархия – честолюбию, демократия – легкомыслию и расточительности, тирания – полной нравственной испорченности. Главное условие благоденствия государства состоит в том, чтобы правители обладали знанием истины и добродетелью. «Если не будут править государствами философы, или правители государств не будут ревностно заниматься философией, – учил Платон, – если власть и философия не соединятся в одних руках, то нет конца страданиям для государств и для человечества». Потому он считает делом величайшей важности то, чтобы будущие правители получили философское образование, и подробно объясняет, как следует вести их воспитание. Воспитывать их должно государство; оно должно наблюдать, чтоб они учились музыке, поэзии, гимнастике, математике. О воспитании трудящегося сословия Платон не говорит.
Поэты и художники должны находиться под постоянным надзором государства; оно должно наблюдать, чтобы поэты писали, и художники создавали только благородные, полезные произведения, которыми укреплялось бы в гражданах убеждение, что только добродетельный счастлив, а порочный всегда несчастен. Лирическая поэзия должна в сочетании с простою, возвышенною музыкою прославлять богов и благородных людей; эпическая поэзия должна рассказывать только такие события и речи, которые могут служить хорошим нравственным примером; драматическая поэзия и мифология передают о богах дурные вымыслы, потому должны быть изгнаны из государства. Основная мысль трактата Платона «Государство» состоит в том, чтобы показать, какими способами могут быть осуществлены в области нравственной свободы те вечные законы истины, совершенства и гармонии, которые осуществлены творцом в устройстве вселенной .
Трактат Платона «Государство» – изображение поэтического идеала. Но очень может быть, что, изображая этот идеал, он имел практическую цель, хотел показать афинянам, какие учреждения должны установить они, чтобы спасти от гибели свое совершенно расстроенное государство; для этого, по мнению Платона, им надо было ввести у себя организацию быта, основанную на подавлении личной свободы. Материалами для построения этой организации послужили ему дорийские обычаи и учреждения; они вообще очень нравились ему; в дополнение к ним, он взял предания о пифагорейском союзе . Эти материалы Платон переработал и систематизировал сообразно своим принципам своего учения, по которым все индивидуальное совершенно подчинено общему, и человек должен быть лишь гражданином. Результатом этой умственной работы Платона стал план такого государства, в котором люди разделены по сословиям и профессиям, похожим на касты, установлена общность женщин и имущества; подрастающее поколение воспитывается под строжайшим заведованием правительства.
Всем этим учение Платона о государстве совершенно устраняет всякую самостоятельность человека, всякую свободу личности. Учёный Брандис говорит: «Чтобы создать полное единство, полную гармонию, Платон совершенно подчиняет личные цели человека целям общества, личную волю, личное счастье – воле и благу общества; отдает собственность, труд, воспитание, искусство, науку, обычаи, религию в безусловное распоряжение правительства, приносит в жертву целям государства даже брак и семейную жизнь». Платон ставит воспитание детей под надзор государства; он определяет, когда люди должны вступать в половую связь, определяет допустимое число детей. В идеальном государстве Платона нет семьи; дети сразу после рождения передаются в общественные воспитательные дома, так что родители даже не знают своих детей, а дети родителей. Частная собственность и частное домашнее хозяйство отменяются. Высшие сословия (правители и воины) содержатся на счет государства, которое берет себе все добываемое трудящимся сословием. Женщины, не имея домашнего хозяйства, принимают участие в войне, в государственных делах, получают общественное воспитание, как мужчины. Государство Платона – государство греческое; потому в войнах с другими греками оно не должно делать пленных рабами; но в войнах с варварами может обращать пленных в рабство, так как варвары природные враги греков. Платон так далек от признания человеческого достоинства во всех людях, что в его государстве остается рабство.
Некоторые законы своего идеального государства Платон заимствовал из дорийских учреждений. Другие должны считаться выводами из его принципов его учения (общность женщин и имуществ, научное образование правителей). На мысль об общности жен и имуществ могли, впрочем, наводить Платона некоторые черты спартанского быта. «Строгое подчинение человека обществу, политическому единству, сисситии , суровый образ жизни людей военного сословия, устранение их от занятий земледелием и ремеслами, которым были в спартанском государстве предоставлены исключительно периэкам и илотам , участие девушек и женщин в гимнастических упражнениях, военный характер этих упражнений, строгость и простота поэзии и музыки, изгнание поэтов, выбрасывание младенцев, родившихся слабыми, устранение молодых людей от участия в управлении, аристократический характер государственного устройства – все это достаточно показывает, что автор трактата «Государство», Платон, был приверженцем доризма». (Целлер).
Платон в рамках своей философии создал и учение о государстве (диалоги «Государство», «Политик» и «Законы»).
В диалоге «Государство» Платон рассматривает три основные группы вопросов. Во-первых, это вопрос о создании идеального государства. Во-вторых, это определение слова «философ», которое Платон дает в связи со своим убеждением, что у власти должны находиться философы. Наконец, в-третьих, Платон рассматривает вопрос о реально существующих политических системах, т.е. анализирует устройства реальных государств.
Основная цель, которую ставил перед собой Платон, состояла в написании проекта создания прочного и стабильного государства. Такое государство должно быть максимально приближенным к образцу – самой идее государства. Фактически в учении о государстве мы сталкиваемся с продолжением учения Платона об идеях: поскольку в мире нет ничего устойчивого, устойчивы только идеи, а также то, что им в наибольшей степени соответствует. Платон стремился к тому, чтобы обосновать идею идеального государства и воплотить его в жизнь.
Платон полагал, что идеальное государство должно включать в себя три сословия: ремесленников, воинов и мудрецов. Платон в соответствии со своей концепцией устройства человеческой души выделял три добродетели: сдержанность, мужество и мудрость. Ремесленники - это те люди, у которых преобладают вожделения; именно они должны производить общественные блага и торговать ими. Основной добродетелью ремесленников Платон считал сдержанность. Воины - это люди, которые в своем развитии достигли высоких волевых качеств и мужественности, а потому на них должна быть возложена обязанность защищать государство; их основная добродетель - мужество. И лишь те люди, которые достигли наибольшей высоты в человеческом развитии, т.е. мудрецы, могут руководить государством.
Правители, т.е. философы, должны обладать такой добродетелью как мудрость - способность к пониманию блага. Его понимание блага существенно отличается от понимания блага, приписываемого Сократу. Платон существенно расширяет понятие блага, определяя его как цель и причину всякого бытия. С точки зрения Платона, человек познает бытие лишь благодаря существованию блага: «Так вот, то, что придает познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать, это ты и считай идеей блага... Считай, что и познаваемые вещи не только могут познаваться лишь благодаря благу, но оно дает им и бытие, и существование, хотя само благо не есть существование, оно - за пределами существования, превышая его достоинством и силой».
Из того, что Платон отождествлял бытие с идеями, в частности, вытекает, что благо является причиной и целью существования идей, т.е. существует как нечто внешнее по отношению к идеям, существует до и помимо них. Благо придает миру единство, меру и порядок; оно является причиной не только того, что мир познаваем, но и того, что вещи обладают бытием. При этом для Платона вполне закономерным является вопрос о благе как об основании мира, в то время как вопрос об основаниях самого блага оказывается полностью лишенным смысла. Платон сравнивает благо с солнцем, которое, освещая предметы, делает их видимыми, а также дает жизнь растениям, животным и людям. Из этого и вытекает необходимость того, что править идеальным государством должны философы.
Платон считал, что рождение и воспитание детей - это дело государственной важности, а потому семья не может брать на себя эти обязанности. Соответственно, эту роль берет на себя государство, отбирая детей у матерей и воспитывая их в соответствии с их способностями. Это необходимо для того, чтобы отобрать лучших, которые смогут управлять государством и защищать его. Следовательно, «собственность» на детей также является коллективной, как и собственность на предметы быта (и, как полагал Платон, на женщин). Конечно, Сократ, от имени которого излагаются идеи Платона, предвидит трудности, связанные с таким положением. Однако они не кажутся ему непреодолимыми.
Подготовка правителей, по Платону, должна включать начальное образование - изучение музыки, поэзии и гимнастики до достижения двадцатилетнего возраста, изучение астрономии, математики и гармонии в течение 10 лет, затем изучение философии в течение 5 лет с последующей практической государственной деятельностью. Только после этого, т.е. по достижении пятидесятилетнего возраста, человек может занимать руководящие места в государстве. Кроме того, претенденты на власть должны проходить жесткий отбор: только так, по мнению Платона, можно подготовить действительно достойных правителей.
В платоновском идеальном государстве практически нет места творчеству и искусству. Парадоксально, но это так, тем более что Платон был идеалистом. Он полагал, что искусство в большинстве его проявлений способствует развитию изнеженности; следовательно, оно в целом вредно для государства и должно быть запрещено. В некоторых случаях, доказывая вредность искусства, Платон доходит до весьма причудливой аргументации. В частности, он указывает, что хороший человек не должен стремиться подражать дурному человеку; поскольку же в большинстве пьес выводятся злодеи, драматургу и актеру, который играет роль злодея, приходится подражать людям, виновным в различных преступлениях. Поэтому в пьесах, если вообще их можно допустить, не должны выводиться другие характеры, кроме безупречных мужчин-героев хорошего происхождения. Поскольку невозможность этого очевидна, Платон решает изгнать всех драматургов из своего города: «Если же человек, обладающий умением перевоплощаться и подражать чему угодно, сам прибудет в наше государство, желая показать нам свои творения, мы преклонимся перед ним, как перед чем-то священным, удивительным и приятным, но скажем, что такого человека у нас в государстве не существует, и что недозволено здесь таким становиться, да и отошлем его в другое государство, умастив ему главу благовониями и увенчав шерстяной повязкой...».
Тем не менее, Платон не отрицает воспитательной функции искусства, что приводит его к допущению необходимости искусства, предназначенного исключительно для воспитания граждан. В воспитание граждан входит не только «гимнастика», под которой Платон понимал физическое развитие, но и «музыка» - в особом смысле этого слова, имеющем отношение к музам вообще.
Платон негативно относился к частной собственности. С его точки зрения, наличие частной собственности представляет собой соблазн для тех, кто обладает властью; по этой причине необходимо исключить возможность корыстных мыслей, просто запретив частную собственность.
В заключение диалога «Государство» Платон предлагает классификацию форм власти. Он выделил:
1) аристократию, т.е. власть избранных;
2) монархию;
3) тимократию (т.е. власть воинов: в качестве примера он приводит Спарту);
4) олигархию - власть небольшого числа богачей;
5) демократию, крайней формой которой является охлократия, т.е. власть толпы;
6) тиранию;
7) идеальное государство, которое не может быть воплощено в действительности.
Аристократия и монархия были отнесены Платоном к правильным типам государственного устройства, следующие четыре формы - к неправильным. Идеальное государство в теории Платона стояло особняком, поскольку не могло существовать в реальности.
Согласно теории Платона есть три вида сущего: вечные идеи, конкретные вещи, подверженные изменениям, и пространство, в котором существуют вещи:
"Во-первых, есть тождественная идея, нерожденная и негибнущая, ничего не воспринимающая в себя откуда бы то ни было и сама ни во что не входящая, незримая и никак иначе не ощущаемая, но отданная на попечение мысли. Во-вторых, есть нечто подобное этой идее и носящее то же имя -- ощутимое, рождённое, вечно движущееся, возникающее в некоем месте и вновь из него исчезающее, и оно воспринимается посредством мнения, соединенного с ощущением. В-третьих, есть ещё один род, а именно пространство: оно вечно, не приемлет разрушения, дарует обитель всему роду, но само воспринимается вне ощущения, посредством некоего незаконного умозаключения, и поверить в него почти невозможно". Эта теория подробно рассматривается Платоном в диалоге "Тимей". Исследователи работ Платона неоднозначно воспринимают его отношение к идеям и статус идей. Под идеями Платон понимает не просто понятие о вещи, но причину и цель её существования.
В диалоге "Парменид" Платон критикует кардинальное противопоставление "мира идей" и "мира вещей". В этом диалоге персонаж, призванный изображать исторически существовавшего философа Парменида берётся доказать нелепость утверждения о том, что идеи существуют отдельно от вещей. Для Платона тема существования идеи раскрывается в вопросе о существовании единого вообще. Если единое существует, оно не может оставаться единым в строгом смысле этого слова. Исследователь Платона Татьяна Вадимовна Васильева говорит об этой проблеме следующее: "единое может оставаться единым, и только единым, одним-единственным единым, лишь до тех пор, пока оно не существует. Как только единое становится существующим единым, оно перестает быть только единым и становится многим. Здесь есть противоречие, но это противоречие самого бытия. Отвергает ли этот вывод отдельное существование идей? При монистической системе отвергает, при дуалистической - нет".
Идея Блага
Идея блага - это высший объект познания, по мнению Платона. Он разработал целую концепцию об идее блага. Речь о ней идет в диалоге "Государство". Благо, согласно теории Платона, это не только явление, которое оценивается положительно с точки зрения этики. Оно еще и является в некотором смысле онтологическим совершенством, например добротность конкретной вещи, её полезность и высокое качество. Благо - это не удовольствие и не то, что приносит пользу. Благо Платона -- это "благо само по себе". Благо нельзя определять как удовольствие, потому что приходится признать, что бывают дурные удовольствия. Благом нельзя назвать то, что только приносит нам пользу, потому что это же самое может нанести вред другому.
В трудах Платона Благо сравнивается с Солнцем. В видимом мире Солнце является необходимым условием как того, что объекты становятся доступными зрению, так и того, что человек получает способность видеть предметы. Ровно так же в сфере чистого познания идея блага становится необходимым условием, как познаваемости самих идей, так и способности человека познавать идеи. Как это резюмируется Сократом в диалоге "Государство": "что придает познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать, это ты и считай идеей блага -- причиной знания и познаваемости истины".
Важное место в философии Платона занимает учение о триаде. По его мнению в ощутимом мире присутствует три субстанции: единое, ум и душа. Единое - это основание для бытия. У него нет никаких характеристик: начала, окончания, цельности, содержания, формы. Это то, что выше любого бытия и сознания. Это основа для всего - идей, вещей, явлений, свойств предметов. Ум происходит от единого. Связан с единым. Противоположен "единому". Является сущностью всех вещей. Ум обобщает все живое на Земле.
Душа - это подвижная субстанция. Она связывает между собой различные категории жизни, явления, вещи. В философии Платон есть понятие отдельной человеческой души и души целого мира. Душа отдельного человека является частью мировой души. Душа сама по себе бессмертна. Умереть может только тело. Душа при этом обретает новую телесную форму. Все это происходит по закону Космоса.
Вывод:
В теории идей Платон характеризирует взаимосвязь вещей, идей и пространства. Также в теорию идей включаются явления, сопутствующие всему сущему: теория познания, идея блага.
Настоящее издание выходит в рамках серии «Классическое наследие» и представлено произведением величайшего греческого мудреца и философа Платона (V в. до н. э.) – «Государство», посвященного проблеме идеального государства. Классика всегда актуальна, она помогает нам и сейчас в XXI веке думать и решать проблемы «быстротекущей жизни». Читателю, наверняка, будет любопытно узнать, что современные острейшие государственно-политические катаклизмы являются в известной мере отражением подобных коллизий в античности. Настоящие диалоги являются обязательными источниками для сдачи экзаменов по ряду дисциплин. Но предложенная materia traatanda заинтересует не только студенчество, но и самые широкие круги читающей публики.
Из серии: Классическое наследие
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Государство (Платон) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .
Платоновская философия государства
Система взглядов родоначальника объективного идеализма тяготеет к религиозному мировоззрению. Он воспринимает мир как божественный порядок, развернутый высшим разумом «прекрасный строй вещей». Это относится и к социально, государственно организованному миру на микроуровне, и к космосу на макроуровне. Однако точку зрения Платона на общество и государство едва ли можно назвать спиритуалистической, основанной на вере в духовного, абсолютно свободного и личностного Бога христианства, той мировой религии, которая зародится спустя три с половиной столетия после смерти мыслителя.
Основополагающей идеей Платона в целом выступает идея порядка и гармонии, существующих на любой ступени этого «строя»: во вселенной, в государственной жизни, у самого человека. «Достоинство каждой вещи – будь то утварь, тело, душа или любое живое существо – возникает во всей своей красе не случайно, но через слаженность, через искусство, которое к ней приложено… Значит, это какой-то порядок, присущий каждой вещи и для каждой вещи особый, делает каждую вещь хорошей».
Свойственное большинству греческих философов синтетическое восприятие мира как единого целого трансформируется у Платона в представление об универсуме как стройном и соразмерном порядке. Именно к политически оформленному общественному бытию, к государственности- для античного мыслителя общество во многом есть синоним государства – самым непосредственным образом относится платоновский принцип порядка, пронизывающий все: «…небо и землю, богов и людей объединяют общение, дружба, порядочность, воздержность и высшая справедливость; по этой причине они и зовут нашу Вселенную «космосом», а не «беспорядком» и не «бесчинством»».
В отличие от точки зрения отцов христианской церкви, выработанной веками спустя, государство, по Платону, есть не преходящая, временная форма организации общества, а форма, устремленная к идеалу общежития людей, способных жить в мире и совместными усилиями утверждать торжество нравственности, справедливости и духовности. Отсюда, как совершенно справедливо утверждал один из наиболее глубоких исследователей античной политической и правовой культуры, профессор Н. Н.
Разумович, – идеальный подход греческого мудреца к общественным отношениям, к государству как в перспективе, так и в ее обосновании. Читатель легко найдет и проследит ход рассуждений Платона о совокупной человеческой душе как части мировой души, разделяющейся на три составляющие: познающую, чувствующую и желающую, о выделении в единой общественной организации классов или сословий, а также добродетелей, соответствующих означенным частям души. Сразу же отметим, что античный философ гениально предугадал сословное деление, существовавшее в весьма далекой от него будущей христианизированной средневековой Европе многие сотни лет. Кроме того, он отдал предпочтение в социальной этике не индивидуальным нравственным целям, а целям общим, суммируемым и направляемым в своем осуществлении государством. Такая постановка проблемы означала существенное поглощение свободной индивидуальности интересами общего блага, но одновременно вела к дифференциации добродетелей каждого индивидуума. Каждому человеку – составной части государственного целого – необходимо развивать ту добродетель (арехр), которая соответствует его природной склонности и его социальному положению. Гармоническое единство добродетелей, выраженное в справедливости, могут обеспечить философы. Они способны подчинить низшие добродетели высшей, т. е. мудрости (coф^a), охватить всю полноту и единство государственных идей, патриотических идеалов и гуманистических ценностей.
Ученик Сократа Платон решительно отказывается от принуждения и подавления как методов поддержания установленного государством правопорядка и разумного общежития, Он стоит за то, чтобы высшим идеальным целям существования государственности соответствовали и средства, которыми они обеспечиваются. Но вместе с тем Платон и преодолевает позицию учителя, ибо предполагает подчинение, хотя и основанное на нравственном и интеллектуальном превосходстве одних над Другими. Сократ ограничивался нравственным самосовершенствованием, разумным и свободным наслаждением жизнью, накоплением знаний и мудрости, учил прежде всего «познать самого себя». Отзвуки этой позиции есть и у Платона. Главные рычаги государства для установления между людьми отношений сотрудничества и взаимопомощи, по Платону, не покорение и господство, а просвещение и воспитание, не наказание, а убеждение.
Сопоставление идей Платона, встречающееся в литературе, с тоталитаризмом выглядит едва ли корректными, поскольку абсолютная государственная регламентация всех видов человеческой деятельности, принудительный контроль и подавление отнюдь не являются у него системообразующими факторами. Владычество и субординация у греческого мудреца – это природная необходимость. Она обусловлена не только различием людей от рождения, но и социальной потребностью искусственно поддерживать возможно справедливое равенство. Люди появляются на свет непохожими друг на друга, один способнее к одному делу, другой – к другому. Поэтому удобнее и лучше, если каждый будет заниматься только тем делом, к которому он наиболее способен. Отсюда разделение занятий, отсюда же и взаимная нужда друг в друге, предписывающая упорядочить отношения между людьми. Все требуемое будет сделано в большем количестве, легче и лучше, если каждый будет делать то, к чему больше всего склонен по своей природе, своевременно и не отвлекаясь на другие дела. Природное разнообразие и неравенство индивидов есть очевидный факт для Платона. Его совершенное общество отнюдь не сборище «одинаковых» людей, прошедших прокрустово ложе уравниловки и стандартизации, мелочной регламентации и эгалитаризма. Его первый и крупнейший в истории мысли проект идеального «Государства» нельзя представлять досужей фантазией, размышлениями «от нечего делать». Это глубоко продуманный и целенаправленный план социальной стратификации, имеющий целью навсегда исключить возможность столкновения эгоистических интересов богатых и бедных, сильных и слабых, образованных и неграмотных, предотвратить общественный антагонизм и разгул несправедливости. Почти непосильная, величественная задача, которую ставил мыслитель перед собой, заключалась в том, чтобы устранить «богатство и бедность». Одно ведет к роскоши, лени, новшествам, другая кроме новшеств – к низостям и страданиям.
Платону свойственно редкое сочетание гениальной способности предугадывать историческое будущее, филигранной изобретательности и ответственности, серьезности пророка, озабоченного опасностью искажения его прогнозов, банальностью и примитивизмом в истолковании его идей, спекуляцией на них, насильственным внедрением их в жизнь. Он меньше всего дает оснований для этакой снисходительности, сквозящей в некоторых работах, и от подобного рода «почитателей его таланта» «уходит» в заоблачную высоту мира идей, сразу обнаруживая «дистанцию огромного размера».
Платон отталкивается от своей основной мировоззренческой посылки о том, что существуют два мира – мир идеального, того, что никогда не станет реальным, и мир реального, что находится в становлении (γενεσις) и не обладает идеальным бытием. Один из миров познается разумом, другой – чувствами. Процесс познания и объяснения действительного бесконечен. Истинного знания у смертных не бывает, познаваемость мира под большим вопросом. Накопленных сведений никогда не достаточно науке для радикальной и гарантированной от неудач коренной переделки общественных отношений.
Отрицая в принципе успех социальных преобразований посредством соединения общих усилий теоретиков государственной мудрости и практиков стихийного эмоционального протеста против несправедливости, Платон тем не менее выступает сторонником мирного, культурного развития общества.
Платон идеалистичен, когда выдвигает идею общего блага (τόάγαϑόν), переоценивает прочность нравственных устоев идеального государства, «зацикливается» на этической проблематике, завещанной Сократом. Добродетель, и у того и у другого отождествляется со знанием, единство всех добродетелей скрепляет знание. Но потом Платон признает и другие добродетели, основанные на более верном и точном представлении о социальной действительности. Некорректное поведение человека в общественно-политической, государственно-правовой сфере трактуется им не только как следствие невежества и заблуждения, но и как результат недостатка самообладания, ослабления контроля над неразумными влечениями человеческого эгоизма. Отсюда следует важный вывод: разум вносит порядок в человеческие отношения, а закон устанавливает ту меру поведения, которая есть реальное высшее благо. Так «обычная добродетель» предшествует «добродетели совершенной», подобно тому как музыкальное и гимнастическое образование предстоит научному. Отсюда необходимость предоставления в государстве высших постов философам, поскольку именно им доступно глубокое и истинное знание идеи добра.
Платон возлагает на государство – идет ли речь об идеальном проекте или практическом его воплощении – обязанность гарантировать торжество общей добродетели и справедливое распределение благ. При этом интересы целого в государстве превалируют над интересами групп и классов. Основывая государство, мы вовсе не имеем «в виду сделать как-то особенно счастливым один из слоев населения, но, наоборот, хотим сделать таким все государство в целом». Философ неоднократно возвращается к данной позиции, ее нельзя считать случайной. Она составляет одну из концептуальных основ всей теоретической конструкции и снимает с него обвинения в «реакционности» или по крайней мере «безразличии» к судьбе третьего, трудящегося сословия. В самом деле, «при росте и благоустройстве нашего государства, – утверждает Платон, – надо предоставить всем сословиям возможность иметь свою долю в общем процветании соответственно их природным данным». Или в другом месте: «Закон ставит своей целью не благоденствие одного какого-нибудь слоя населения, но благо всего государства» – так предельно четко определяет ученый свое видение проблемы. Таким образом, у государства появляется возможность обеспечить справедливость для всех по принципу «каждому свое, свободному и рабу, мужчине и женщине, старикам и детям, мастеровым людям и начальствующим гражданам». Впрочем, к имущественному положению сословий следует еще вернуться. Последовательно и логично во всех трех произведениях Платона проводится мысль о приоритете государства как целого над его частями. Собственно говоря, главное предназначение государства в том и состоит, чтобы противостоять разрушительной социальной анархии, дезорганизации, охранять целостность общества от распада на противоборствующие части и группы. Существующие в государстве общественные классы рассматриваются им как взаимодействующие части социального целого, а не как антагонисты в борьбе за власть. Высшие интересы сохранения единства и улучшения людской породы отрицают жесткую непроницаемость наследственных каст правителей и подвластных. Его сословия и общественные слои подвижны и открыты для постоянного притока новых человеческих сил наверх. При этом скорость подъема «социального лифта» у него регулируется не личными желаниями и экономическими возможностями частных лиц, а решением многоопытных и знающих правителей. Они наблюдают за претендентами в правящую элиту, воспитывают, отсеивают, поскольку «природа не гарантирует того, что у лучших родителей должно появиться лучшее потомство».
Гарантией против кастовости служат и предоставленные всем гражданам от рождения равные возможности в достижении высокого политического положения в обществе. Пет у него и дискриминации женщин. Наряду с мужчинами они «искусны и в военной, и в государственной службе». Хотя людей из низших сословий Платон не слишком расположен принимать в класс философов, ибо «тело у них покалечено ремеслом и производством, да и души их сломлены и изнурены грубым трудом; ведь это неизбежно».
Так или иначе, отталкиваясь от концепции «общего блага», Платон выступает против искусственному принудительного разделения общества по политическим и иным основаниям. Он выступает тем более против имущественного расслоения, против передачи преимуществ высших слоев над низшими по наследству. Он отчетливо понимает опасность противоборства классов, обусловленного противостоянием «богатства» и «бедности», использования власти в корыстных целях. Для него нет принципиальной разницы в том, попадает ли власть в руки имущих или неимущих. В любом случае группы, преследующие узкокастовые, партийные интересы, а не благо целого, ведут государство к неизбежной катастрофе.
Идеальный проект платоновского государства называют часто «коммунистическим», это верно лишь в части, касающейся правящих классов. Здесь философ рисует суровую картину почти спартанского образа жизни при полном равенстве и братстве во имя общего дела. Он совершенно категорически и бескомпромиссно отрицает какую бы то ни было собственность у правителей и стражников – «рассудительных и мужественных знатоков военного дела». Им одним не дозволено «пользоваться золотом и серебром, даже прикасаться к ним, быть с ними под одной крышей».
Отношение же его к классам, занятым в материальном производстве, можно сказать, «социалистическое». Люди, связанные с хозяйством, ремеслом, торговлей, имеют достаточную свободу экономических отношений, семью, собственность, денежные средства. Платон не сторонник большого имущественного расслоения, но и не в восторге от уравниловки, «противной природе». Почти как заправский социал-демократ он предусматривает в «Законах», что разница между самым крупным состоянием и самым мелким не должна быть пятикратной.
Платон отдает предпочтение собственности государственной, но считает необходимой и частную собственность для земледельческого и промышленного классов. В зрелые годы он напишет: «Общинного земледелия может и не быть, так как нынешнее поколение по своему воспитанию и образованию не доросло до этого». Философ старается привить соотечественникам почтительное отношение к земле – «богине, владычице смертных созданий». «…Более, чем дети о своей матери, – настаивает он, – должны граждане заботиться о родимой земле». Землю – общую собственность всего государства следует разделить на наделы и распределять по жребию.
Предлагаемая мера, по мнению Платона, существенно сократит угрозу «междоусобий» и «раздоров», повысит уровень добродетели в государстве. «Не должно быть ни тяжкой бедности среди некоторых граждан, ни в свою очередь богатства, ибо бедность и богатство взаимно порождают друг друга». Соизмеряя богатство и добродетель, он обязательно предполагает их уравновешивание, чем занимается мудрое и искусное правящее сословие. А для того, чтобы последнее стало действительным гарантом справедливости, оно как раз и не должно иметь, по мысли Платона, не только имущества как такового, но и вообще интереса к богатству.
Отвергающие роскошь и низменные удовольствия, чуждые собственности, семьи, детей, даже собственного угла, правители возглавляют социальную пирамиду не для извлечения каких-то материальных и иных благ, не для удовлетворения честолюбия, пустых прихотей и капризов. Они выше этого и свое счастье находят в прилежном труде на общее благо. Они укрепляют государство, не допускают его использования в эгоистических целях. Служение государству, по Платону, не право на бесконтрольное осуществление власти, а обязанность и ответственность за социальную справедливость. Использовать власть в целях наживы – порочно и преступно, а кормиться от власти – безнравственно.
Нет и не может быть у Платона организованной экономической преступности, массового злоупотребления служебным положением чиновничества, обвальной коррупции – зловещих недугов государственности наших дней. Задавшись целью обеспечить прочность идеального государства и рассуждая строго логически, он предлагает радикальное решение, кладущее конец коррупции, подкупу должностных лиц, использованию ими должностных полномочий в личных интересах.
По существу можно говорить о разработке Платоном гуманистических основ государственности. Его совершенное государство явно не теряет «человеческого измерения», поскольку главный рычаг его упрочения и улучшения философ видит не столько в экономике, сколько в самом человеке. Кстати, и данные этимологии отнюдь не расходятся с этим утверждением. (οίκονομία) в античности означала всего лишь «управление домом», ближе к современному пониманию экономики стояло понятие (χρηματισμός) – «всякое занятие и всякий промысел, связанный с деньгами и приобретением имущества». А это уже то, что первостроителей идеального государства, его «царственных» политиков, мудрецов-правителей и стражей не касается. Евгеника (от εύγενεια- благородство) – облагораживание души человеческой поглощает их целиком. Селекционная работа ставится ими на высоту политических задач, воспитание – в центр важнейших государственных функций. Читателю будет любопытно узнать, какие принципы улучшения человеческой породы вводит Платон, какие условия сопровождают эту деятельность, кто ею занимается в идеальном государстве.
Заметим лишь, что греческий философ делает упор при этом все же не на строгом отборе, а на «правильном воспитании и обучении», которое «пробуждает в человеке хорошие природные задатки». Он заботится о передаче по наследству не навыков и качеств, взращенных искусственно, а только здоровой природной основы. Отсюда несложно и прийти к такому умозаключению: не социальное происхождение, не имущественное состояние, не знатность, связи или деньги должны определять положение человека в обществе, а его врожденные способности, развитые образованием и воспитанием. «Мы установили… – подчеркивает философ, – что каждый отдельный человек должен заниматься чем-нибудь одним из того, что нужно в государстве, и притом как раз тем, к чему он по своим природным задаткам больше всего способен». Унаследованные «природные данные» у него служат первоэлементом социальной стратификации: «При росте и благоустройстве государства надо предоставить всем сословиям возможность иметь свою долю в общем процветании, соответствующую их природным данным».
Знание обеспечивает прочность государству. Незнание того, в чем заключается благо всех и каждого и что противно разуму и природе, ведет его к гибели. Отсюда совсем не утопическая мысль Платона о том, что просвещение, образование, воспитание суть непременные предпосылки государственного строительства. Наука есть не мнимое знание, а истинное, и ее предназначение – распространить знание немногих среди многих, «вести прекраснейшее начало нашей души ввысь». Мыслитель имеет в виду духовный рост – восхождение, подъем, и, если «на верхах» государства окажется избранное, истинно знающее меньшинство, это будет способствовать реализации смелого замысла.
Вместе с тем Платон, очевидно, понимает утопичность надежд на правление философов, «влекомых истиной», и их способность создать государственный идеал. Ему понятно, что при осуществлении проекта «препятствием будет служить не отсутствие желания, а разве что недостаток сил», он сожалеет, что «от философии отпадают те люди, которым всего больше надлежит ею заниматься, она остается одинокой и незавершенной» и тут к ней «приступают уже другие лица, вовсе ее недостойные».
Отсутствие ясности в ключевом, по Платону, условии отодвигает возведение совершенной государственности на отдаленную перспективу. Но снижать высокую планку нравственных требований к философам нельзя, ибо в противном случае можно получить насильственное правление интеллектуалов, своего рода «диктатуру ума».
Неумолимая необходимость все равно заставит «этих немногочисленных философов – людей вовсе не дурных, хотя их и называют теперь бесполезными, – принять на себя заботу о государстве, желают ли они того или нет (и государству придется их слушаться)». Платон не оставляет упований на то, что в грядущем «по какому-то божественному наитию преисполнятся подлинной страстью, к подлинной философии» сыновья нынешних властителей и царей либо они сами. Состоится ли при этом некая просвещенная монархия или sui generis – аристократия духа, философ не уточняет. Он критически, с известной долей пессимизма и самокритики всматривается в будущее, но все-таки советует теоретикам обдумать «набросок государственного устройства», всемерно учитывая то, «что по природе справедливо, прекрасно, рассудительно и так далее», и то, «каково же все это в людях».
Убежденный идеалист в мировоззренческих основах своего учения, Платон достаточно реалистичен в государственно-правовой истории, в анализе общественных отношений, происхождении государства. Читатель, бесспорно, заметит усиление трезво-практических элементов в более поздних произведениях греческого автора, расширение области объективного даже в сфере политической этики. В самом деле, в «Государстве» он выдвигает четыре божественные добродетели – мудрость, мужество, благоразумие и справедливость. В «Законах» он им противопоставляет здоровье, красоту, телесную силу и богатство. В «Государстве» мудрость выявляет основания всех нравственных поступков, а в «Законах» пальма первенства отдается благоразумию, сдерживающему человеческие поступки в пределах умеренности. Императивы разделения на сословия, господствующего положения философов теряют свою остроту, другие же, чисто гуманные требования, например, нерушимость брака, кротость в обращении с рабами, осуждение войны, оказываются на переднем плане.
Происхождение государства у мыслителя связано с дифференциацией потребностей и способностей людей. Зарождающееся на этой почве разделение труда он рассматривает под углом зрения не социального разобщения и классовой борьбы, а взаимодействия и взаимопомощи людей, их кооперации, развития и совершенствования общества. Нет необходимости пересказывать аргументацию Платона. Она, естественно, не совпадает с более поздними, «строго научными» представлениями о переходе к политической стадии, уязвима для критики с позиций тесного историзма, сугубой партийности и т. п.
Подход Платона более широкий: прогресс государства, гармоническое развитие общественных отношений он обусловливает успехом не столько материальной, сколько и прежде всего социальной и духовной культуры. Подобно тому как в мировоззрении философские идеи предшествуют практике, в государственной теории у Платона знание предшествует опыту, что впоследствии будет расцениваться как недостаток. (И наоборот, социальные эксперименты, начинавшиеся с неясных идей в головах вождей без какого-то ни было опыта и оканчивавшиеся трагедиями, посчитают большим благом.) Равным образом «недостатком» полагают и предположение философа, что разумная и нравственная природа людей приведет при столкновении разнородных интересов не к взаимоуничтожению в гражданской войне, а в конце концов к сотрудничеству, укреплению добра и справедливости. Хотя очевидный налет утопичности и появляется в последующих рассуждениях о «естественной» тяге индивидов к объединению в некую ассоциацию всеобщей полезности – «совершенному» государству, о том, что «стоит только дать первый толчок государственному устройству, и оно двинется вперед само, набирая силы, словно колесо».
Однако утопизм афинского мечтателя, «лепившего в своем воображении счастливое государство», совсем небесплоден. В подмеченном им социальном тяготении людей к общежитию, развитом впоследствии Аристотелем, Платон намечает возможности совершенствования культуры и самого человека и общества в целом. Проникновенный взгляд на общественную организацию сочетается у него с указаниями на значительный потенциал и конкретные способы ее творческого преобразования. Он с полным основанием подчеркивает определяющее влияние на социальную эволюцию человеческой культуры – моральной и хозяйственной, политической и правовой.
По Платону, людям недостаточно развития экономики, технического прогресса, идущего от Прометея. Они должны обладать культурой социального, политического общения, культурой владения государственно-правовыми возможностями и средствами. Они должны следовать нормам этики, которые подсказывает им совесть, вложенная в них по повелению Зевса Термесом. Непременный рост духовности и воспитанности людей, их постоянное нравственное обновление «снимает» у Платона негативные последствия функционального разделения труда и экономических противоречий, закладывает тот прочный моральный фундамент, на котором только и может развиваться государственность. Перспективы развития общества и государства, утверждающего разум, социальную справедливость, предполагающие культуру, выгодно отличают позицию афинского мудреца – в конечном счете оказывающуюся не такой уж несбыточно фантазийной – от всех других точек зрения, высказанных мыслителями античности.
Проницательный в своем политико-правовом анализе, философ называет культуру, разумные основы государственной жизни «организацией социального ума». Ему принадлежит одна из самых полных и логически последовательных схем идеального общества в истории политической мысли. Им разработаны не только ставшие потом традиционными «коммунистические» принципы общественного устройства, но и направления социальной практической философии от евгеники и этики до эстетики и политики. Утопический план античного грека без чрезмерной формализации и догматизма раскрывает творческую природу развития сообщества людей на началах высокой нравственности и гуманных идеалах.
Платон дает утопический проект государства, но проект, учитывающий, как уже упоминалось, важность экономических связей и отношений и социальную, общежительную природу человека. Объединение индивидов в государственный союз происходит у древнегреческого мыслителя в силу естественной необходимости, для того чтобы каждый восполнял во взаимодействии с другими все то, что ему недостает. Если его ученик Аристотель начала государственности видит в семейном союзе, то учитель обосновывает по существу органическую теорию происхождения государства, которое тем сильнее и совершеннее, чем совершеннее и распространеннее в нем сотрудничество людей.
Сущность государства, таким образом, Платон видит в прочном социальном объединении и организации взаимодействия и взаимопомощи граждан. «Многие люди, – пишет он, – собираются воедино, чтобы обитать сообща и оказывать друг другу помощь». Смысл существования государства состоит не в политическом подавлении большинства меньшинством, не в экономическом и социальном угнетении одних классов другими, не в духовной и интеллектуальной экспансии высших над низшими. Цель государства, по Платону, заключается в обеспечении справедливого общежития, в котором каждый должен делать свое дело, отправлять свою функцию в общественном организме, не присваивая себе чужих прав и не возлагая на другого свои обязанности, ощущая на себе заботу других и предоставляя другим свое умение, отточенное до совершенства.
Платоновская теория утопична, но во многом она отражает исторический опыт и политические условия времени ее создания. Такой вывод напрашивается уже из понимания сущности государства, соотносимого с понятием расширенной общины, где самоуправление преобладает над авторитарной властью. Он вытекает из пространственных и демографических характеристик «совершенного» государственного союза, напоминающего реальный греческий полис, замкнутый в тесном пространстве городских стен с ограниченным составом населения.
Политическая и социальная культура древнегреческих полисов отличалась в большей степени корпоративной сплоченностью, нежели классовой непримиримостью. Члены городской общины совместно участвовали в решении важнейших вопросов внутреннего порядка и внешней безопасности полиса, который унаследовал и сохранил важнейшие черты распавшегося родового быта: общественное самоуправление, обычное право, отсутствие острых противоречий с развивающейся политической организацией и ее конституционным оформлением. Очевидно, принимались в расчет и конкретные факты государственно-правовой жизни, реформы законодательства, «соревновательный» характер античной демократии.
Общность религиозных обычаев и верований древних греков и их высокое политико-правовое сознание также несомненно сказались на утопическом государственном проекте. Возможно, особое устройство самого Олимпа, этого «божественного полиса» с достаточно демократической властью «патриарха» Зевса и общежитием многочисленных богов, каждый из которых имел свои собственные функции, подвигло философа на попытку проектирования совершенного государства. Нередкие судебные разбирательства, случавшиеся среди божеств, убеждали в том, что необходимо добиваться справедливости и на небесном пантеоне, и в душе человека, и в общине, и в государстве. Отсюда понятно, что идея справедливости, с которой читатель сталкивается не раз во всех трех представленных работах, получает у древнегреческого мыслителя не только государственно-политическое, но и литературно-художественное и даже мистически-религиозное изображение. Автор как бы заставляет поверить читателя в грядущее торжество справедливости благодаря усилиям человеческой души и разума, даже если действительность государственной жизни во многом не согласуется с идеалом.
Если бы Платон был «просто» идеалистом, утопистом, он бы ограничился описанием этого образа добродетели, одной и для человека, и для государства, в котором правит аристократия духа. Мудрецы-философы – не важно, правит ли их несколько или один, – самоотверженно посвящают себя общему делу, общему благу всех граждан, отказываясь сами от всякого рода житейского благополучия. Но Платон одновременно и реалист-исследователь. Его интересуют все мыслимые формы правления, их возможности, потенциал, идеальные и реальные преимущества и недостатки. Его любимая математика дает ему одно из оснований для классификации – количество властвующих лиц. При этом следует подчеркнуть, что философ не признает правильной форму правления, не учитывающую мнение меньшинства. В любом случае государство для него есть единое политическое целое, части которого необходимо соединяются разумным пониманием согласия и порядка. Нет никакой необходимости лишать читателя удовольствия самостоятельно вникнуть в рассуждения Платона, касающиеся форм государственного правления, их особенностей, причин их циклической смены. Отметим лишь, что здесь Платон оперирует вполне конкретными примерами государств «демократического» эллинского Запада и «монархического» Востока, что он кладет начало учению о смене государственных форм, о рождении их всевозможных разновидностей «как бы из двух материнских видов государственного устройства» – монархии и демократии. Платон впервые высказывает мысль о сочетании форм государства, получившую свое развитие у Аристотеля, Цицерона, в трудах мыслителей рубежа Нового времени. Платоновская идея смешанных форм правления до сих пор не теряет своей гуманистической общественно-политической и нравственно-философской ценности. Она по праву стала неотъемлемой частью государственно-правовой теории.
Смысл настойчивого поиска форм государственной организации у Платона совершенно недвусмысленно заключается в том, чтобы правление «лучших» людей обеспечило незыблемость закона и социальную справедливость. И в этом смысле теория Платона о сменах форм правления сочетается с идеей правового государства, т. е. государства правопорядка и правового закона. В литературе отмечалось, что именно в сообразности закона и искусства управления, непоколебимости нравственных принципов и понимания возможного отклонения человеческого поведения от заранее установленных норм и состоит то лучшее, что вносит в общее понимание государства Платон. И с этим нельзя не согласиться.
За тысячи лет, прошедших со времени выдвижения платоновского проекта идеального государства, потомки благополучно могли бы его забыть вместе с заветами высоконравственного общественного поведения. Но этого не произошло, и объяснение следует искать в верном выборе Платоном целей и направлений своей созидательной работы, без которых невозможно развитие ни человека, ни человечества, в тематике философского творчества, суммирующего достижения социальной и духовной культуры. Гений Платона не просто аккумулирует знания для наилучшего государственного обустройства человеческого общежития, взаимодействия и взаимопомощи. О каких бы видах и сферах деятельности людей ни рассуждает Платон, он везде обосновывает возможность и необходимость торжества добра как общего блага над злом, правды над ложью, здравого смысла, разума над демагогией и заблуждениями, справедливости над произволом. Изыскание и использование всего полезного и прекрасного, способного укрепить человека в его противостоянии несправедливости, насилию и угнетению, греческий мудрец ставит в зависимость от одного обстоятельства, составляющего поистине condition sine qua non – условие, без которого невозможны какие бы то ни было политические новации, моральные усовершенствования и государственные переустройства, – закона, о котором и пойдет речь.
Тема №4. Философия Платона
Задачи семинара:
любви
Биография Платона
Платон (428-347 гг. до н.э.) – другим правда живет
Проблема письменного слова
Вопросы к платоновскому мифу о письменности:
1) Как вы понимаете идею Платона о сходстве письменности и живописи?
2) В чем уязвимость письменного слова, по убеждению Сократа?
3) Какая речь, на ваш взгляд, наиболее полно и точно способна отразить индивидуальность человека: письменная или устная?
4) Почему Сократ излагал свои мысли только в устной беседе и не оставил письменного наследия?
5) Раскройте значение мифа в творчестве Платона.
Философема Эроса
Вопросы к фрагментам из диалога Платона «Федр», посвященным теме Эроса:
1) Согласны ли вы со следующим определением любви: любовь есть «влечение, которое вопреки разуму возобладало над мнением, побуждающим нас к правильному [поведению], и которое свелось к наслаждению красотой»? Опираясь на приведенные ниже фрагменты из «Федра» Платона, определите, кто из ораторов строит свою речь на основе такой дефиниции любви: Лисий или Сократ?
2) Считаете ли вы утверждение Лисия о том, что влюбленность есть род заболевания, обоснованным?
3) Как Сократ начинает свое рассуждение о любви, и чем его речь отлична от речи Лисия?
4) Почему Платон – философ, рассматривающий свободу от страстей как наиболее совершенное и желанное состояние человеческой души – столь высоко оценивает роль неистовства?
5) Как связаны между собой размышления Платона о любви и о началах философии, а именно, о сущности души?
6) На чем основано платоновское доказательство бессмертия души?
7) Расшифруйте аллегорию души как крылатой колесницы, запряженной двумя конями смешанного происхождения.
8) По какому принципу Платон строит свою иерархию видов души, и почему софист занимает в его классификации предпоследнее место?
9) Какой род неистовства Платон считает наилучшим?
10) Почему развитие памяти столь необходимо для философа?
11) Какую идею Платон считает наиболее «зримой» и доступной для любого человека?
12) Прокомментируйте слова Платона о том, что влюбленный человек всячески старается сделать любимого похожим на самого себя, а любимый, в свою очередь, видит во влюбленном, словно в зеркале, себя самого. Выражена ли в этой платоновской формуле любви идея диалогического равноправия любящих?
Тема №4. Философия Платона
Задачи семинара:
1) Раскрыть на основе шести фрагментов из различных диалогов Платона «высокую и богатую индивидуальность» философа, многомерность его творчества, объединившего в себе мифологические, логические и философско-диалектические грани познания.
2) Обсудить, руководствуясь вопросами к текстам, такие ключевые темы, как: отличие мира идей от мира вещей, роль идеи блага в платоновской иерархии идей, доказательство бессмертия души и философема Эроса.
3) Вовлечь студентов в дискуссию о природе Эроса с целью ответить на вопрос, почему любовь вводится Платоном в само определение философии как любви к мудрости. Актуализировать критическое мышление студентов для доказательства метафизической сущности любви, с одной стороны, и присутствия эротического начала в философии, с другой.
Биография Платона
Платон (428-347 гг. до н.э.) – античный философ, «преемник гения и славы Сократа», увековечивший в своих диалогах образ любимого учителя. Произведения Платона, по выражению Гегеля, «представляют один из прекраснейших подарков, которые судьба сохранила для нас от древнего времени». Платон родился в Афинах в знатной семье: генеалогическое древо его отца восходит к Кодру, последователю афинского царя, а происхождение матери – к Солону, легендарному законодателю Эллады. Благородство Платона проявлялось не только в аристократической родословной, но и в общении с современниками: «его спокойное величие, его возвышенный характер, сочетавшийся с величайшей простотой и любезностью…заслужили ему название божественного Платона». В возрасте двадцати лет Платон познакомился с Сократом и в течение восьми лет был его учеником. Под влиянием «чарующей личности учителя» Платон отказался от увлечения поэзией, полностью посвятив себя изучению философии. В своих произведениях Платон «говорит о философии с величайшим одушевлением, с силой, со всей гордостью науки». Так, в диалоге «Тимей» мы встречаем следующую восторженную оценку философии: «глаза открыли нам число, дали понятие о времени и побудили исследовать природу Вселенной, а из этого возникло то, что называется философией и лучше чего не было и не будет подарка смертному роду от богов». Примечательно, что в своих диалогах Платон «никогда не выступает под собственным именем, а всегда вкладывает свои мысли в уста других лиц». Чаще всего этим другим в философских беседах Аристокла (подлинное имя Платона) выступает Сократ, интерпретируемый отечественным мыслителем Владимиром Соловьевым как литературный псевдоним Платона. Смертный приговор Сократу стал личной трагедией Платона и одной из причин создания концепции двух миров: «Тот мир, в котором праведник должен умереть за правду, не есть настоящий, подлинный мир. Существует другой мир, где правда живет ». В мире умопостигаемом все подчиняется идее блага, которая, подобно Солнцу, освещает путь познания и делает истину зримой. Истина, согласно Платону, не является каким-то внешним знанием, приобретенным извне, но открывается человеку через обращение к памяти души, хранящей опыт созерцания идей. Философские беседы с учениками на темы блага, истины, Эроса, бессмертия души Платон проводил в роще, посаженной в честь героя Академа, но не Академ, а Платон, по словам Гегеля, сделался настоящим героем Академии, затмившим героя, место которого он занял.
Вопросы к фрагменту из диалога Платона «Государство» (идея блага):
1) С какого вопроса начинается беседа между Сократом и Главконом в приведенном ниже фрагменте?
2) Что, согласно Платону, обуславливает возможность любого познания?
3) Какие два распространенных определения блага приводит Сократ и как он аргументирует их несостоятельность? Сформулируйте ваше определение блага.
4) Почему правителям государства необходимо обладать верным пониманием блага?
5) В чем опасность правильных мнений, взятых на веру, а не выведенных путем собственных рассуждений?
6) Чем идеи отличаются от вещей?
7) Что необходимо для осуществления акта зрительного восприятия, помимо «зрения и зримого»?
8) Какой вид восприятия Сократ наделяет наибольшей значимостью для познания?
9) Сократ отказывается обсуждать, что есть благо само по себе, однако предлагает иной подход к изучению этого вопроса. Какой путь к познанию блага указывает Сократ?
10) О существовании каких двух миров пишет Платон?
11) Почему математическое познание не является высшим, по мнению Платона, и существует ли иное, более совершенное познание?
Фрагмент из диалога Платона «Государство» (книга шестая). Идея блага
« – Конечно, твое замечание ценно. Но что такое это важнейшее знание и о чем оно, как ты считаешь? Или ты думаешь, тебя отпустят, не задав этого вопроса?
– На это я не слишком рассчитываю; пожалуйста, задавай вопросы и ты. Во всяком случае ты уже не раз об этом слышал, а сейчас ты либо просто не сообразил, либо умышленно хочешь снова мне наделать хлопот своим вмешательством; последнее, думаю я, вероятнее. Ты часто уже слышал: идея блага – вот это самое важное знание; через нее становятся пригодными и полезными справедливость и все остальное. Ты и сейчас почти наверное знал, что я именно так скажу и, вдобавок, что идею эту мы недостаточно знаем. А коль скоро не знаем, то без нее, даже если у нас будет наибольшее количество сведений обо всем остальном, уверяю тебя, ничто не послужит нам на пользу: это вроде того, как приобрести себе какую-нибудь вещь, не думая о благе, которое она принесет. Или ты думаешь, главное дело в том, чтобы приобрести побольше имущества, не думая о том, хорошее ли оно? Может быть, надо понимать все что угодно, а о прекрасном и благом вовсе не помышлять?
– Клянусь Зевсом, я этого не думаю.
– Но ведь ты знаешь, что, по мнению большинства, благо состоит в удовольствии, а для людей более тонких – в понимании?
– Конечно.
– И знаешь, мой друг, те, кто держится этого взгляда, не в состоянии указать, что представляет собой это понимание, но в конце концов бывают вынуждены сказать, будто оно есть понимание того, что хорошо.
– Это просто смешно.
– Еще бы не смешно, если, упрекая нас в неведении блага, они затем говорят с нами как с ведающими это, называя благом понимание того, что хорошо, как будто нам станет понятно, что они говорят, если они будут часто произносить слово "благо".
– Сущая правда.
– Что же? Те, кто определяет благо как удовольствие, меньше ли исполнены заблуждений? Разве им не приходится признать, что бывают дурные удовольствия?
– И даже очень дурные.
– Выходит, думаю я, что они признают, будто благо и зло – одно и то же. Разве нет?
– Именно так.
– Следовательно, ясно, что во всем этом очень много спорного.
– Конечно.
– Далее. Разве не ясно и это: в качестве справедливого и прекрасного многие выбрали бы то, что кажется им таковым, хотя бы оно и не было им на самом деле, и соответственно действовали бы, приобретали и выражали бы свои мнения; что же касается блага, здесь никто не довольствуется обладанием мнимого, но все ищут подлинного блага, а мнимым всякий пренебрегает.
– Безусловно.
– К благу стремится любая душа и ради него все совершает; она предчувствует, что есть нечто такое, но ей трудно и не хватает сил понять, в чем же оно состоит. В этом она не может быть совершенно уверена, как во всем остальном, вот почему она терпит неудачу и в том, что могло бы быть ей на пользу. Неужели мы скажем, что и те лучшие в государстве люди, которым мы готовы все вверить, тоже должны быть в таком помрачении относительно этого важного предмета?
– Ни в коем случае.
– Я думаю, что справедливость и красота, если неизвестно, в каком отношении они суть благо, не найдут для себя достойного стража в лице человека, которому это неведомо. Предвижу, что без этого никто и не может их познать.
– Ты верно предвидишь.
– Между тем государственный строй будет у нас в совершенном порядке только в том случае, если его будет блюсти страж, в этом сведущий.
– Это необходимо. Но ты-то сам, Сократ, считаешь благо знанием или удовольствием? Или чем-то иным, третьим?
– Ну что ты за человек! Мне хорошо известно, да и ты прежде хорошо показал, что тебя не могут удовлетворить обычные мнения об этих вещах.
– Мне кажется, Сократ, неправильным, когда чужие взгляды умеют излагать, а свои собственные – нет, несмотря на долгие занятия в этой области.
– Как так? По-твоему, человек вправе говорить о том, чего он не знает, выдавая себя за знающего?
– Вовсе не за знающего, но пусть он изложит, что он думает, именно как свои соображения.
– Как? Разве ты не замечал, что все мнения, не основанные на знании, никуда не годятся? Даже лучшие из них и те слепы. Если у людей бывают какие-то верные мнения, не основанные на понимании, то чем они, по-твоему, отличаются от слепых, которые правильно идут по дороге?
– Ты предпочитаешь наблюдать безобразное, туманное и неясное, хотя есть возможность узнать от других то, что и ясно и красиво?
– Ради Зевса, Сократ, – воскликнул Главкон, – не отстраняйся, словно ты уже закончил рассуждение. С нас будет достаточно, если ты разберешь вопрос о благе так, как ты рассматривал справедливость, рассудительность и все остальное.
– Мне же, дорогой мой, этого тем более будет достаточно. Как бы мне только не сплоховать, а то своим нелепым усердием я вызову смех. Но, мои милые, что такое благо само по себе, это мы пока оставим в стороне, потому что, мне кажется, оно выше тех моих мнений, которых можно было достигнуть при нынешнем нашем размахе. А вот о том, что рождается от блага и чрезвычайно на него походит, я охотно поговорил бы, если вам угодно, а если нет, тогда оставим и это.
– Пожалуйста, говори, а о его родителе ты нам расскажешь в дальнейшем.
– Хотелось бы мне быть в состоянии отдать вам целиком этот мой долг, а не только проценты, как теперь. Но взыщите пока хоть проценты, то есть то, что рождается от самого блага. Однако берегитесь, как бы я нечаянно не провел вас, представив неверный счет.
– Мы остережемся по мере сил. Но ты продолжай.
– Все же только заручившись вашим согласием и напомнив вам о том, что мы с вами уже говорили раньше да и вообще нередко упоминали.
– А именно?
– Мы считаем, что есть много красивых вещей, много благ и так далее, и мы разграничиваем их с помощью определения.
– Да, мы так считаем.
– А также, что есть прекрасное само по себе, благо само по себе и так далее в отношении всех вещей, хотя мы и признаем, что их много. А что такое каждая вещь, мы уже обозначаем соответственно единой идее, одной для каждой вещи.
– Да, это так.
– И мы говорим, что те вещи можно видеть, но не мыслить, идеи же, напротив, можно мыслить, но не видеть.
– Конечно.
– Посредством чего в нас видим мы то, что мы видим?
– Посредством зрения.
– И не правда ли, посредством слуха мы слышим все то, что можно слышать, а посредством остальных чувств мы ощущаем все, что поддается ощущению?
– Ну и что же?
– Обращал ли ты внимание, до какой степени драгоценна эта способность видеть и восприниматься зрением, созданная в наших ощущениях демиургом?
– Нет, не особенно.
– А ты взгляни на это вот как: чтобы слуху слышать, а звуку звучать, требуется ли еще нечто третье, так, что, когда оно отсутствует, ничто не слышится и не звучит?
– Ничего третьего тут не нужно.
– Я думаю, что и для многих остальных ощущений – но не для всех – не требуется ничего подобного. Или ты можешь что-нибудь возразить?
– Нет, не могу.
– А разве ты не замечал, что это требуется для зрения и для всего того, что можно видеть?
– Что ты говоришь?
– Какими бы зоркими и восприимчивыми к цвету ни были у человека глаза, ты ведь знаешь, он ничего не увидит и не различит цвета, если будет пользоваться своим зрением без наличия чего-то третьего, специально для этого предназначенного.
– Что же это, по-твоему, такое?
– То, что ты называешь светом.
– Ты прав.
– Значит, немаловажным началом связуются друг с другом зрительное ощущение и возможность зрительно восприниматься; их связь ценнее всякой другой, потому что свет драгоценен.
– Еще бы ему не быть!
– Кого же из небесных богов можешь ты признать владычествующим над ним и чей это свет позволяет нашему зрению всего лучше видеть, а предметам – восприниматься зрением?
– Того же бога, что и ты, и все остальные. Ведь ясно, что ты спрашиваешь о Солнце.
– А не находится ли зрение по своей природе вот в каком отношении к этому богу...
– В каком?
– Зрение ни само по себе, ни в том, в чем оно возникает – мы называем это глазом, – не есть Солнце.
– Конечно, нет.
– Однако из орудий наших ощущений оно самое солнцеобразное.
– Да, самое.
– И та способность, которой обладает зрение, уделена ему Солнцем как некое истечение.
– Конечно.
– Значит, и Солнце не есть зрение. Хотя оно – причина зрения, но само зрение его видит.
– Да, это так.
– Вот и считай, что я утверждаю это и о том, что порождается благом, – ведь благо произвело его подобным самому себе: чем будет благо в умопостигаемой области по отношению к уму и умопостигаемому, тем в области зримого будет Солнце по отношению к зрению и зрительно воспринимаемым вещам.
– Как это? Разбери мне подробнее.
– Ты знаешь, когда напрягаются, чтобы разглядеть предметы, озаренные сумеречным сиянием ночи, а не те, цвет которых предстает в свете дня, зрение притупляется, и человека можно принять чуть ли не за слепого, как будто его глаза не в порядке.
– Действительно, это так.
– Между тем те же самые глаза отчетливо видят предметы, освещенные Солнцем: это показывает, что зрение в порядке.
– И что же?
– Считай, что так бывает и с душой: всякий раз, когда она устремляется туда, где сияют истина и бытие, она воспринимает их и познает, что показывает ее разумность. Когда же она уклоняется в область смешения с мраком, возникновения и уничтожения, она тупеет, становится подверженной мнениям, меняет их так и этак, и кажется, что она лишилась ума.
– Похоже на это.
– Так вот, то, что придает познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать, это ты и считай идеей блага – причиной знания и познаваемости истины. Как ни прекрасно и то и другое – познание и истина, но, если идею блага ты будешь считать чем-то еще более прекрасным, ты будешь прав. Как правильно было считать свет и зрение солнцеобразными, но признать их Солнцем было бы неправильно, так и здесь: правильно считать познание и истину имеющими образ блага, но признать что-либо из них самим благом было бы неправильно: благо по его свойствам надо ценить еще больше.
– Каким же ты считаешь его несказанно прекрасным, если, по твоим словам, от него зависят и познание, и истина, само же оно превосходит их своей красотой! Но конечно, ты понимаешь под этим не удовольствие?
– Не кощунствуй! Лучше вот как рассматривай его образ...
– Солнце дает всему, что мы видим, не только возможность быть видимым, но и рождение…, рост, а также питание, хотя само оно не есть становление…
– Как же иначе?
– Считай, что и познаваемые вещи не только могут дознаваться лишь благодаря благу, но оно дает им и бытие, и существование, хотя само благо не есть существование, оно – за пределами существования, превышая его достоинством и силой.
Тут Главкон очень забавно воскликнул:
– Аполлон! Как удивительно высоко мы взобрались!
– Ты сам виноват, – сказал я, – ты заставляешь меня излагать мое мнение о благе.
– И ты ни в коем случае не бросай этого; не говоря уж о другом, разбери снова это сходство с Солнцем – не пропустил ли ты чего.
– Ну, там у меня многое пропущено.
– Не оставляй в стороне даже мелочей!
– Думаю, их слишком много; впрочем, насколько это сейчас возможно, постараюсь ничего не пропустить.
– Непременно постарайся.
– Так вот, считай, что есть двое владык, как мы и говорили: один – надо всеми родами и областями умопостигаемого, другой, напротив, надо всем зримым – не хочу называть это небом, чтобы тебе не казалось, будто я как-то мудрю со словами. Усвоил ты эти два вида, зримый и умопостигаемый?
– Усвоил.
– Для сравнения возьми линию, разделенную на два неравных отрезка. Каждый такой отрезок, то есть область зримого и область умопостигаемого, раздели опять таким же путем, причем область зримого ты разделишь по признаку большей или меньшей отчетливости. Тогда один из получившихся там отрезков будет содержать образы. Я называю так прежде всего тени, затем отражения в воде и в плотных, гладких и глянцевитых предметах – одним словом, все подобное этому.
– Понимаю.
– В другой раздел, сходный с этим, ты поместишь находящиеся вокруг нас живые существа, все виды растений, а также все то, что изготовляется.
– Так я это и размещу.
И разве не согласишься ты признать такое разделение в отношении подлинности и неподлинности: как то, что мы мним, относится к тому, что мы действительно знаем, так подобное относится к уподобляемому.
– Я с этим вполне согласен.
– Рассмотри в свою очередь и разделение области умопостигаемого – по какому признаку надо будет ее делить.
– По какому же?
– Один раздел умопостигаемого душа вынуждена искать на основании предпосылок, пользуясь образами из получившихся у нас тогда отрезков и устремляясь поэтому не к началу, а к завершению. Между тем другой раздел душа отыскивает, восходя от предпосылки к началу, такой предпосылки не имеющему. Без образов, какие были в первом случае, но при помощи самих идей пролагает она себе путь.
– То, что ты говоришь, я недостаточно понял.
– Тебе легче будет понять, если сперва я скажу вот что: я думаю, ты знаешь, что те, кто занимается геометрией, счетом и тому подобным, предполагают в любом своем исследовании, будто им известно, что такое чет и нечет, фигуры, три вида углов и прочее в том же роде. Это они принимают за исходные положения и не считают нужным отдавать в них отчет ни себе, ни другим, словно это всякому и без того ясно. Исходя из этих положений, они разбирают уже все остальное и последовательно доводят до конца то, что было предметом их рассмотрения.
– Это-то я очень хорошо знаю.
– Но ведь когда они вдобавок пользуются чертежами и делают отсюда выводы, их мысль обращена не на чертеж, а на те фигуры, подобием которых он служит. Выводы свои они делают только для четырехугольника самого по себе и его диагонали, а не для той диагонали, которую они начертили. Так и во всем остальном. То же самое относится к произведениям ваяния и живописи: от них может падать тень, и возможны их отражения в воде, но сами они служат лишь образным выражением того, что можно видеть не иначе как мысленным взором.
– Ты прав.
– Вот об этом виде умопостигаемого я тогда и говорил: душа в своем стремлении к нему бывает вынуждена пользоваться предпосылками и потому не восходит к его началу, так как она не в состоянии выйти за пределы предполагаемого и пользуется лишь образными подобиями, выраженными в низших вещах, особенно в тех, в которых она находит и почитает отчетливое их выражение.
– Я понимаю: ты говоришь о том, что изучают при помощи геометрии и родственных ей приемов.
– Пойми также, что вторым разделом умопостигаемого я называю то, чего наш разум достигает с помощью диалектической способности. Свои предположения он не выдает за нечто изначальное, напротив, они для него только предположения как таковые, то есть некие подступы и устремления к началу всего, которое уже не предположительно. Достигнув его и придерживаясь всего, с чем оно связано, он приходит затем к заключению, вовсе не пользуясь ничем чувственным, но лишь самими идеями в их взаимном отношении, и его выводы относятся только к ним.
– Я понимаю, хотя и не в достаточной степени: мне кажется, ты говоришь о сложных вещах. Однако ты хочешь установить, что бытие и все умопостигаемое при помощи диалектики можно созерцать яснее, чем то, что рассматривается с помощью только так называемых наук, которые исходят из предположений. Правда, и такие исследователи бывают вынуждены созерцать область умопостигаемого при помощи рассудка, а не посредством ощущений, но поскольку, они рассматривают ее на основании своих предположений, не восходя к первоначалу, то, по-твоему, они и не могут постигнуть ее умом, хотя она вполне умопостигаема, если постичь ее первоначало. Рассудком же ты называешь, по-моему, ту способность, которая встречается у занимающихся геометрией и им подобных. Однако это еще не ум, так как рассудок занимает промежуточное положение между мнением и умом».
Вопросы к фрагменту из диалога Платона «Государство» (символ пещеры):
1) Раскройте, в чем заключается метафорический смысл пещеры и что олицетворяют собой оковы на ногах и на шее людей?
2) Почему человек, освобожденный от оков и увидевший свет Солнца, вернувшись обратно в пещеру, будет казаться смешным среди других узников?
3) В чем заключается диалектика восхождения и нисхождения души? Существует ли предел восхождения?
4) Какие две причины искаженного видения обнаруживает Сократ, разбирая нарушения зрения?
5) Является ли просвещенность каким-то внешним знанием или же развитием некой способности, имеющейся в душе каждого от рождения?
6) В чем, согласно Платону, состоит «искусство обращения»?
7) Чем философ объясняет феномен «дурных», но необыкновенно проницательных людей?
8) Что не позволяет Платону рассматривать самосовершенствование в качестве высшей цели для государственного деятеля?
