Концепция развития науки П. Фейерабенда. Пол Фейерабенд: основные идеи Пол фейерабенд философия

Фейерабенд П. Против метода. Очерк анархистской теории познания.

Введение	1) Почему, по мысли Фейерабенда, теоретический анархизм более гуманен и прогрессивен, чем его альтернативы, опирающиеся на закон и порядок?
	2) На основании чего Фейерабенд доказывает, что единственным принципом, не препятствующим прогрессу, является принцип «все дозволено»?
	3) Что означает принцип «все дозволено» и как им можно пользоваться в науке?
	4) В чем Фейерабенд видит опасность общепризнанных теорий для свободного развития индивида (на примере сравнения этих теорий с мифом)?
	5) Почему, по мысли Фейерабенда, не всегда следует порицать теорию за то, что она не согласуется с фактами?
	6) В чем заключается критика Фейерабендом позиций критического рационализма (К. Поппер) и логического эмпиризма (Р. Карнап)?
	7) Поясните основные значения понятия несоизмеримости Фейерабенда.
	8) Как Фейерабенд обосновывает мысль о том, что «наука гораздо ближе к мифу, чем готова допустить философия науки»? 9) Почему, по мысли Фейерабенда, как некогда государство было отделено от церкви, так следует сейчас отделить его от науки? Обоснуйте свое согласие или несогласие с позицией автора. 10) На основании чего утверждение, что в науке решающую роль играют только факты, логика и методология, Фейерабенд называет мифом («сказочкой»)? 11) Почему результаты научно-технического прогресса не является, по мысли Фейерабенда, свидетельством приоритета науки в жизни общества? 12) Почему наука, по мысли Фейерабенда, должна также быть отделена от системы общего образования?

Введение

Почему, по мысли Фейерабенда, теоретический анархизм более гуманен и прогрессивен, чем его альтернативы, опирающиеся на закон и порядок?

Наука представляет собой по сути анархическое предприятие: теоретический анархизм более гуманен и прогрессивен, чем его альтернативы, опирающиеся на закон и порядок.

Для это есть два основания. Первое заключается в том, что мир, который мы хотим исследовать, представляет собой в значительной степени неизвестную сущность. Поэтому мы должны держать свои глаза открытыми и не ограничивать себя заранее. Второе основание состоит в том, что научное образование (как оно осуществляется в наших школах) несовместимо с позицией гуманизма. Оно вступает в противоречие с «бережным отношением к индивидуальности, которое только и может создать всесторонне развитого человека». Оно «калечит, как китаянки калечат свои ноги, зажимая в тиски каждую часть человеческой природы, которая хоть сколько-нибудь выделяется», и формирует человека исходя из того идеала рациональности, который случайно оказался модным в науке или в философии науки. Стремление увеличить свободу, жить полной, настоящей жизнью и соответствующее стремление раскрыть секреты природы и человеческого бытия приводят, следовательно, к отрицанию всяких универсальных стандартов и косных традиций. (Естественно, что это приводит и к отрицанию значительной части современной науки.)

На основании чего Фейерабенд доказывает, что единственным принципом, не препятствующим прогрессу, является принцип «все дозволено»?

Идея метода, содержащего жесткие, неизменные и абсолютно обязательные принципы научной деятельности, сталкивается со значительными трудностями при сопоставлении с результатами исторического исследования. При этом выясняется, что не существует правила – сколь бы правдоподобным и эпистемологически обоснованным оно ни казалось, – которое в то или иное время не было бы нарушено. Становится очевидным, что такие нарушения не случайны и не являются результатом недостаточного знания или невнимательности, которых можно было бы избежать. Напротив, мы видим, что они необходимы для прогресса науки. Действительно, одним из наиболее замечательных достижений недавних дискуссий в области истории и философии науки является осознание того факта, что такие события и достижения, как изобретение атомизма в античности, коперниканская революция, развитие современного атомизма (кинетическая теория, теория дисперсии, стереохимия, квантовая теория), постепенное построение волновой теории света, оказались возможными лишь потому, что некоторые мыслители либо сознательны решили разорвать путы "очевидных" методологический правил, либо непроизвольно нарушали их.

Тот факт, что заинтересованность, насилие, пропаганда и тактика «промывания мозгов» играют в развитии нашего знания и науки гораздо большую роль, чем принято считать, явствует также из анализа отношений между идеей и действием . Предполагается, что ясное и отчетливое понимание новых идей предшествует и должно предшествовать их формулировке и социальному выражению. («Исследование начинается с проблем», – говорит Поппер.) Сначала у нас есть идея или проблема, а затем мы действуем, т.е. говорим, созидаем или разрушаем. Однако маленькие дети, которые пользуются словами, комбинируют их, играют с ними, прежде чем усвоят их значение, первоначально выходящее за пределы их понимания, действуют совершенно иначе. Первоначальная игровая активность является существенной предпосылкой заключительного акта понимания. Причин, препятствующих функционированию этого механизма, у взрослых людей нет. Можно предположить, например, что идея свободы становится ясной только благодаря тем действиям, которые направлены на ее достижение . Создание некоторой вещи и полное понимание правильной идеи этой вещи являются, как правило, частями единого процесса и не могут быть отделены одна от другой без остановки этого процесса. Сам же процесс не направляется и не может направляться четко заданной программой, так. как содержит. в себе условия реализации всех возможных программ. Скорее этот процесс направляется некоторым неопределенным побуждением, некоторой «страстью» (Кьеркегор). Эта страсть дает начало специфическому поведению, которое в свою очередь создает обстоятельства и идеи, необходимые для анализа и объяснения самого процесса, представления его в качестве «рационального».

Идея жесткого метода или жесткой теории рациональности покоится на слишком наивном представлении о человеке и его социальном окружении. Если иметь в виду обширный исторический материал и не стремиться «очистить» его в угоду своим низшим инстинктам или в силу стремления к интеллектуальной безопасности до степени ясности, точности, «объективности», «истинности», то выясняется, что существует лишь один принцип, который можно защищать при всех обстоятельствах и на всех этапах человеческого развития, – все дозволено .

Что означает принцип «все дозволено» и как им можно пользоваться в науке?

Можно развивать науку, действуя контриндуктивно.

Свидетельство, способное опровергнуть некоторую теорию, часто может быть получено только с помощью альтернативы, несовместимой с данной теорией: рекомендация (восходящая к Ньютону и все еще весьма популярная в наши дни) использовать альтернативы только после того, как опровержения уже дискредитировали ортодоксальную теорию, ставит, так сказать, телегу впереди лошади. Некоторые наиболее важные формальные свойства теории также обнаруживаются благодаря контрасту, а не анализу. Поэтому ученый, желающий максимально увеличить эмпирическое содержание своих концепций и как можно более глубоко уяснить их, должен вводить другие концепции, т.е. применять плюралистическую методологию . Он должен сравнивать идеи с другими идеями, а не с «опытом» и пытаться улучшить те концепции, которые потерпели поражение в соревновании, а не отбрасывать их. Познание, понимаемое таким образом, не есть ряд непротиворечивых теорий, приближающихся к некоторой идеальной концепции. Оно не является постепенным приближением к истине, а скорее представляет собой увеличивающийся океан взаимно несовместимых (быть может, даже несоизмеримых) альтернатив , в котором каждая отдельная теория, сказка или миф являются частями одной совокупности, побуждающими друг друга к более тщательной разработке; благодаря этому процессу конкуренции все они вносят свой вклад в развитие нашего сознания. В этом всеобъемлющем процессе ничто не устанавливается навечно и ничто не опускается.

Отчеты о наблюдениях, экспериментальные результаты, «фактуальные» предложения либо содержат в себе теоретические предположения, либо утверждают их самим способом употребления. Таким образом, наша привычка говорить «эта доска коричневая», когда мы видим ее в нормальных условиях и наши органы чувств не расстроены, и говорить «эта доска кажется коричневой», когда мало света или мы сомневаемся в нашей способности наблюдения, выражает веру в то, что существуют известные обстоятельства, при которых наши органы чувств способны воспринимать мир таким, «каков он есть на самом деле», и другие, равно знакомые нам обстоятельства, при которых органы чувств нас обманывают. Эта привычка выражает веру в то, что одни наши чувственные впечатления правдивы, а другие – нет. Мы также уверены, что материальная среда между объектом и нашим глазом не оказывает разрушительного воздействия и что физическая сущность, посредством которой устанавливается контакт, – свет – доставляет нам истинную картину. Все это абстрактные и в высшей степени сомнительные допущения, формирующие наше видение мира, но недоступные прямой критике. Обычно мы даже не осознаем их влияния до тех пор, пока не столкнемся с совершенно иной космологией: предрассудки обнаруживаются благодаря контрасту, а не анализу. Материал, находящийся в распоряжении ученого , включая его наиболее величественные теории и наиболее изощренную технику, имеет точно такую же структуру. Он содержит принципы, которые ученому неизвестны, а если и известны, то их чрезвычайно трудно проверить. (В результате этого теория может прийти в столкновение со свидетельством не потому, что она некорректна, а потому, что свидетельство порочно.)

Итак, как можно проверить нечто такое, что используется постоянно? Как можно проанализировать термины, в которых мы привыкли выражать свои наиболее простые и непосредственные наблюдения, как обнаружить их предпосылки? Как можно открыть тот мир, который предполагается в наших действиях?

Ответ ясен: мы не можем открыть его изнутри . Нам нужен внешний стандарт критики, множество альтернативных допущений, или – поскольку эти допущения будут наиболее общими и фундаментальными – нам нужен совершенно иной мир, например, мир сновидений. С его помощью мы обнаружим характерные особенности реального мира, в котором, как нам кажется, мы живем (и который в действительности может быть лишь другим миром сновидений). Следовательно, первый шаг в нашей критике хорошо известных понятий и процедур, первый шаг в критике «фактов» должен состоять в попытке разорвать этот круг. Мы должны создать новую концептуальную систему, которая устраняет наиболее тщательно обоснованные результаты наблюдения или сталкивается с ними, нарушает наиболее правдоподобные теоретические принципы и вводит восприятия, которые не могут стать частью существующего перцептивного мира. Этот шаг вновь является контриндуктивным. Следовательно, контриндукция всегда разумна и имеет шансы на успех.

В чем Фейерабенд видит опасность общепризнанных теорий для свободного развития индивида (на примере сравнения этих теорий с мифом)?

Условие совместимости, согласно которому новые гипотезы логически должны быть согласованы с ранее признанными теориями , неразумно, поскольку оно сохраняет более старую, а не лучшую теорию. Гипотезы, противоречащие подтвержденным теориям, доставляют нам свидетельства, которые не могут быть получены никаким другим способом. Пролиферация теорий благотворна для науки, в то время как их единообразие ослабляет ее критическую силу. Кроме того, единообразие подвергает опасности свободное развитие индивида.

«Эмпирическая» теория становится почти неотличимой от второразрядного мифа. Чтобы увидеть это, нам нужно лишь рассмотреть один из мифов, например миф о ведьмах и демонической одержимости, который был разработан католическими идеологами и господствовал в течение XV, XVI и XVII вв. на всем Европейском континенте. Этот миф представляет собой сложную объяснительную систему, содержащую большое количество вспомогательных гипотез, призванных объяснять особые случаи, поэтому он легко получает высокую степень подтверждения на основе наблюдения. Его штудировали в течение длительного времени, его содержание усваивалось в силу страха, предрассудков и невежества, а также благодаря усилиям ревностного и фанатичного духовенства. Идеи этого мифа проникали в наиболее распространенные способы выражения, заражали все способы мышления и накладывали отпечаток на многие решения, играющие большую роль в человеческой жизни. Этот миф предоставлял модели для объяснения любых возможных событий – возможных для тех, кто принимал его. Основные термины мифа были четко зафиксированы. Убежденность в его справедливости подкрепляет все маневры, используемые для сохранения мифа (включая устранение оппонентов). Концептуальный аппарат теории и эмоции, связанные с его применением, пронизывая все средства коммуникации, все действия и всю жизнь общества, обеспечивают успех таких методов, как трансцендентальная дедукция, анализ употребления слов, феноменологический анализ, иначе говоря, методов, содействующих дальнейшему «окостенению» мифа. (Это свидетельствует, между прочим, о том, что все эти методы, использование которых было характерной особенностью различных – как старых, так и новых – философских школ, имеют одну общую черту: они стремятся сохранить status quo духовной жизни.) Результаты наблюдений также будут говорить в пользу данной теории, поскольку они формулируются в ее терминах. Создается впечатление, что истина наконец достигнута. Но в то же время ясно, что всякий контакт с миром был утрачен, а достигнутая под видом абсолютной истины стабильность есть не что иное, как результат абсолютного конформизма . Действительно, как можно проверить или улучшить теорию, если она построена таким образом, что любое мыслимое событие можно описать и объяснить в терминах ее принципов? Единственный способ исследования таких всеохватывающих принципов может состоять в сравнении их с иным множеством столь же общих принципов , однако этот путь был исключен с самого начала. Следовательно, миф не имеет объективного значения, а продолжает существовать исключительно в результате усилий сообщества верящих в него и их лидеров – священников или нобелевских лауреатов. На мой взгляд, это самый решающий аргумент против любого метода, поддерживающего единообразие, – эмпирического или любого другого. Во всяком случае, любой такой метод есть метод обмана: он поддерживает невежественный конформизм, а говорит об истине; ведет к порче духовных способностей, к ослаблению силы воображения, а говорит о глубоком понимании; разрушает наиболее ценный дар молодости – громадную силу воображения, а говорит об обучении.

Итак, в единстве мнений нуждается церковь, испуганные или корыстные жертвы некоторых (древних или современных) мифов либо слабовольные и добровольные последователи какого-либо тирана. Для объективного познания необходимо разнообразие мнений. И метод, поощряющий такое разнообразие, является единственным, совместимым с гуманистической позицией.

Почему, по мысли Фейерабенда, не всегда следует порицать теорию за то, что она не согласуется с фактами?

Ни одна теория никогда, не согласуется со всеми известными в своей области фактами , однако не всегда следует порицать ее за это. Факты формируются прежней идеологией, и столкновение теории с фактами может быть показателем прогресса и первой попыткой обнаружить принципы, неявно содержащиеся в привычных понятиях наблюдения.

Согласно мнению Д. Юма, теории не могут быть выведены из фактов . А поскольку требование принимать лишь такие теории, которые следуют из фактов, оставляет нас вообще без теорий, поскольку известная нам наука может существовать только в том случае, если мы отбросим это требование и пересмотрим нашу методологию.

Наши результаты говорят о том, что едва ли какая-либо теория вполне совместима с фактами . Требование принимать лишь такие теории, которые совместимы с известными и признанными фактами, вновь лишает нас каких-либо теорий. (Повторяю: лишает всяких теорий , так как нет ни одной теории, которая не испытывала бы тех или иных трудностей.) Следовательно, известная нам наука может существовать только в том случае, если мы отбрасываем и это требование и опять-таки пересматриваем нашу методологию, разрешая контриндукцию наряду с необоснованными гипотезами .

В чем заключается критика Фейерабендом позиций критического рационализма (К. Поппер) и логического эмпиризма (Р. Карнап)?

Куда ни посмотришь, какой пример ни возьмешь, видишь только одно: принципы критического рационализма (относиться к фальсификациям серьезно; требовать роста содержания, избегать гипотез ad hoc; «быть честным», что бы это ни означало, и т.п.) и, соответственно, принципы логического эмпиризма (быть точным; основывать наши теории на измерениях; избегать неопределенных и неустойчивых идей и т.п.) дают неадекватное понимание прошлого развития науки и создают препятствия для ее развития в будущем. Они дают неадекватное понимание науки потому, что наука является гораздо более «расплывчатой» и «иррациональной», чем ее методологические изображения. И они служат препятствием для ее развития, поскольку попытка сделать науку более «рациональной» и более точной уничтожает ее. Следовательно, различие между наукой и методологией, являющееся очевидным фактом истории, указывает на слабость последней, а также, быть может, на слабость «законов разума». То, что в сравнении с такими законами представляется как «расплывчатость», «хаотичность» или «оппортунизм», играло очень важную роль в разработке тех самых теорий, которые сегодня считаются существенными частями нашего познания природы. Эти «отклонения» и «ошибки» являются предпосылками прогресса . Они позволяют выжить в сложном и трудном мире, в котором мы обитаем; они позволяют нам оставаться свободными и счастливыми деятелями. Без «хаоса» нет познания. Без частого отказа от разума нет прогресса. Идеи, образующие ныне подлинный базис науки, существуют только потому, что живут еще предрассудки, самонадеянность, страсть – именно они противостоят разуму и по мере возможности проявляются . Отсюда мы должны заключить, что даже в науке разум не может и не должен быть всевластным и должен подчас оттесняться или устраняться в пользу других побуждений. Нет ни одного правила, сохраняющего свое значение при всех обстоятельствах, и ни одного побуждения, к которому можно апеллировать всегда.

Теперь мы должны вспомнить, что этот вывод был получен при условии , что наука, которую мы знаем сегодня, остается неизменной и что используемые ею процедуры детерминируют также и ее будущее развитие. Если наука дана , то разум не может быть универсальным и неразумность не может быть исключена. Эта характерная особенность науки является серьезным свидетельством в пользу анархистской эпистемологии. Однако и наука не священна. Ограничения, которые она налагает (а таких ограничений много, хотя их не всегда легко сформулировать), вовсе не являются необходимыми для создания стройных и плодотворных концепций относительно мира. Существуют мифы, существуют догмы теологии, существуют метафизические системы и множество иных способов построения мировоззрения. Ясно, что плодотворный обмен между наукой и такими «ненаучными» мировоззрениями нуждается в анархизме даже в большей мере, чем сама наука. Таким образом, анархизм не только возможен , но и необходим как для внутреннего прогресса науки, так и для развития культуры в целом.

Поясните основные значения понятия несоизмеримости Фейерабенда.

Вот пример, который может дать нам некоторое указание на причину того, почему в В нет места для А-фактов: приводимый рисунок может быть пересечением трех дорог, изображенным в соответствии с принципами А-рисунка (который представляет собой наглядный список). После введения перспективы (в качестве объективного метода либо в качестве психологической установки) его уже больше нельзя рассматривать таким образом. Теперь вместо линий на бумаге мы имеем иллюзию глубины и трехмерной панорамы, хотя еще и довольно простой. Нет способа вставить А-рисунок в В-рисунок иначе, как в качестве составной части этой иллюзии.

О значении несоизмеримости.

Первый тезис гласит: существуют несоизмеримые структуры мышления (действия, восприятия). Это – исторический (антропологический) тезис, который должен быть подкреплен историческими (антропологическими) свидетельствами.

Второе . Несоизмеримость имеет аналог в области восприятия, она входит в историю восприятия. Это образует содержание моего второго тезиса о несоизмеримости: индивидуальное развитие восприятия и мышления проходит ряд взаимно несоизмеримых стадий.

Мой третий тезис говорит о том, что концепции ученых, в частности их воззрения по фундаментальным проблемам, часто расходятся между собой столь же сильно, как идеологии, лежащие в основе разных культур.

Как Фейерабенд обосновывает мысль о том, что «наука гораздо ближе к мифу, чем готова допустить философия науки»?

Почему, по мысли Фейерабенда, как некогда государство было отделено от церкви, так следует сейчас отделить его от науки? Обоснуйте свое согласие или несогласие с позицией автора.

На основании чего утверждение, что в науке решающую роль играют только факты, логика и методология, Фейерабенд называет мифом («сказочкой»)?

Почему результаты научно-технического прогресса не является, по мысли Фейерабенда, свидетельством приоритета науки в жизни общества?

Почему наука, по мысли Фейерабенда, должна также быть отделена от системы общего образования?

Наука – одна из многих форм мышления, разработанных людьми, и не обязательно самая лучшая. Она ослепляет только тех, кто уже принял решение в пользу определенной идеологии или вообще не задумывается о преимуществах и ограничениях науки. Поскольку принятие или непринятие той или иной идеологии следует предоставлять самому индивиду, постольку отсюда следует, что отделение государства от церкви должно быть дополнено отделением государства от науки – этого наиболее современного, наиболее агрессивного и наиболее догматического религиозного института. Такое отделение – наш единственный шанс достичь того гуманизма, на который мы способны, но которого никогда не достигали.

Мысль о том, что наука может и должна развиваться согласно фиксированным и универсальным правилам, является и нереальной, и вредной. Она нереальна, так как исходит из упрощенного понимания способностей человека и тех обстоятельств, которые сопровождают или вызывают их развитие. И она вредна, так как попытка придать силу этим правилам должна вызвать рост нашей профессиональной квалификации за счет нашей человечности. Вдобавок эта мысль способна причинить вред самой науке, ибо пренебрегает сложностью физических и исторических условий, влияющих на научное изменение. Она делает нашу науку менее гибкой и более догматичной: каждое методологическое правило ассоциировано с некоторыми космологическими допущениями, поэтому, используя правило, мы считаем несомненным, что соответствующие допущения правильны. Наивный фальсификационизм уверен в том, что законы природы лежат на поверхности, а не скрыты под толщей разнообразных помех. Эмпиризм считает несомненным, что чувственный опыт дает гораздо лучшее отображение мира, нежели чистое мышление. Те, кто уповает на логическую доказательность, не сомневаются в том, что изобретения Разума дают гораздо более значительные результаты, чем необузданная игра наших страстей. Такие предположения вполне допустимы и, быть может, даже истинны . Тем не менее иногда, следовало бы проверять их. Попытка подвергнуть их проверке означает, что мы прекращаем пользоваться ассоциированной с ними методологией, начинаем разрабатывать науку иными способами и смотрим, что из этого получается. Все методологические предписания имеют свои пределы, и единственным «правилом», которое сохраняется, является правило «все дозволено».

Современная наука подавляет своих оппонентов, а не убеждает их. Наука действует с помощью силы , а не с помощью аргументов (это верно, в частности, для бывших колоний, в которых наука и религия братской любви насаждались как нечто само собой разумеющееся, без обсуждения с местным населением). Сегодня мы понимаем, что рационализм, будучи связан с наукой, не может оказать нам никакой помощи в споре между наукой и мифом. Наука и миф во многих отношениях пересекаются, видимые нами различия часто являются локальными феноменами, которые всегда могут обратиться в сходство, действительно фундаментальные расхождения чаще всего обусловлены различием целей , а не методов достижения одного и того же «рационального» результата (например, «прогресса», увеличения содержания или «роста»).

Для того чтобы показать удивительное сходство между мифом и наукой, я коротко остановлюсь на интересной статье Р. Гортона, озаглавленной «Африканское традиционное мышление и западная наука». Согласно его мнению, центральные идеи мифа считаются священными, и об их безопасности заботятся. «Почти никогда не встречается признание в том, что чего-то не знают», а события, «которые бросают серьезный вызов признанной классификации», наталкиваются на «табу». Фундаментальные верования защищаются этой реакцией, а также механизмом «вторичных усовершенствований», которые, с нашей точки зрения, представляют собой серии гипотез ad hoc. С другой стороны, наука характеризуется «существенным скептицизмом»; «когда неудачи становятся многочисленными и постоянными, защита теории неизбежно превращается в нападение на нее». Это оказывается возможным вследствие «открытости» научной деятельности, вследствие плюрализма идей. Нетрудно заметить, что Гортон внимательно читал Поппера. Анализ же самой науки приводит к совершенно иной картине.

Пол (Пауль) Фейерабенд – американский философ австрийского происхождения, создатель направления в современной философии науки, получившего название «методологический анархизм». Ранний период его творчества характеризуется философской позицией, довольно близкой философии Поппера. Как и Поппер, он критикует дедуктивный кумулятивизм, переводимость языка одной теории в язык другой. Фейерабенд выделяет два основных принципа дедуктивного кумулятивизма: 1) принцип дедуцируемости, утверждающий, что более ранняя теория может быть дедуктивно выведена из более поздней теории, 2) принцип инвариантности значения, согласно которому значения выражений более ранней теории сохраняются в языке более поздней теории.

Критикуя первое положение дедуктивного кумулятивизма, Поппер отмечает, что из этого принципа должна следовать совместимость более ранней и более поздней теории, в то время как в реальной истории науки теории могут быть несовместимыми. Например, в физике Аристотеля существовала так называемая теория импетуса – остаточной силы, продолжающей действовать на тело после броска. Именно эта сила обеспечивает движение тела после броска. В физике Галилея-Ньютона, пришедшей на смену физике Аристотеля, после броска на тело сила не действует, и тело продолжает свое движение по инерции. Итак, в физике Аристотеля доказуемо утверждение: «На тело после броска действует сила». В физике Ньютона доказуемо противоположное утверждение: «На тело после броска не действует сила». Эти два положения взаимно отрицают друг друга, делая содержащие их теории несовместимыми. Но несовместимые теории не могут быть дедуктивно выведены друг из друга. Заметим, правда, что если посмотреть на эту проблему глубже, то разница окажется не столь непереходимой, как это представляет Фейерабенд. Дело в том, что в физике Аристотеля сила пропорциональна скорости, а в физике Ньютона – ускорению. Поэтому здесь одним словом «сила» называются две разные вещи. Если же обозначить их разными терминами, например, аристотелевскую силу – как «А-силу», ньютоновскую – как «Н-силу», то, точнее говоря, следует сказать, что в физике Аристотеля доказуемо положение «На тело после броска действует А-сила», а в физике Ньютона – положение «На тело после броска не действует Н-сила». При таком уточнении эти два положения перестают быть несовместимыми. Более того, первое утверждение может быть сохранено и в физике Ньютона, если А-силу перевести в этой физике как Н-импульс (ньютоновский импульс). Тогда одновременно верно, что после броска у тела есть Н-импульс и нет Н-силы – оба положения оказываются совместимыми. Хотя, конечно, они совмещаются не столь просто, как это предполагалось дедуктивным кумулятивизмом.

Возражая второму принципу – принципу инвариантности значения, - Фейрабенд утверждает, что значение термина по большому счету является функцией всей теории в целом, поэтому смена теории должна будет повести и к смене значений всех ее выражений. Например, один и тот же процесс, несение чемодана, будет означать с точки зрения физики Аристотеля, преодоление стремления чемодана к своему естественному месту, находящемуся в центре Земли. В физике Ньютона это преодоление силы гравитационного взаимодействия между чемоданом и Землей. Наконец, в общей теории относительности Эйнштейна несение чемодана представляет собой преодоление искривления пространства-времени вблизи поверхности Земли. Фейерабенд склонен рассматривать все эти смыслы одного процесса как совершенно различные, не соотносимые друг с другом. Заметим и здесь, что возможно согласование всех этих смыслов, выставляющих их как разное представление одного и того же. Например, естественным местом чемодана в физике Ньютона можно считать его состояние с минимальной потенциальной энергией, которое как раз достигается по направлению действия силы гравитационного взаимодействия. В общей теории относительности понятие силы также не исчезает, но лишь оказывается проявлением искривления пространства-времени.

Фейерабенд, как мы видим, склонен заострять разного рода формулировки, доводить их до крайности и парадоксальности. Постепенно его философия развивается, становится более самостоятельной и приобретает своеобразный характер, во многом знаменующий итог развития постпозитивизма. Наиболее парадоксальным кажется здесь его знаменитый принцип «anything goes» («все пойдет»), «принцип вседозволенности», окончательно отвергающий идею критерия демаркации и утверждающий, что научное знание по большому счету ничем принципиально не отличается от ненаучного. Наука – та же религия, но по-своему обставленная, со своей догматикой и нетерпимостью к иному, своей претензией на власть со стороны касты ученых. Фейерабенд даже призывает отделить науку от государства, как это когда-то было сделано с религией.

Порою такая позиция американского философа преподносится слишком упрощенно, к чему, возможно, неоднократно подавал повод и сам Фейерабенд. Нам бы хотелось отметить здесь очень важный положительный смысл позиции методологического анархизма, о котором, к сожалению, не всегда упоминается в учебниках.

В рамках философии «методологического анархизма» Фейерабенд возвращает в философию науки ту замечательную идею, что наука никогда не может быть познана до конца, и никогда ни одна модель науки не в состоянии исчерпать живую, развивающуюся науку. А это значит, что любой научный метод, любая модель научного знания всегда обнаружит какую-то свою ограниченность, за пределами которой эти метод и модель окажутся противоречащими науке. У каждого метода и модели есть как бы свой интервал моделируемости, о чем мы уже писали выше в главе, посвященной методу моделирования. Модель адекватна только в рамках этого интервала и перестает быть таковой вне его пределов. Следовательно, все модели науки условно научны – они научны только при условии интервала моделируемости. Сами по себе модели науки вообще лежат по ту сторону науки и ненауки. Следовательно, необходимо еще нечто, что позволит их сделать научными. Таким нечто является «движение целого», которое может ощутить только живой ученый и который только в состоянии определить, адекватна та или иная модель этому целому в данный момент и в данных условиях, или нет. Наука есть форма целокупной Жизни, и только эта целостная жизнь, разделяясь внутри себя на живого ученого и живое знание, способна произвести Науку. Фейерабенд возвращает нам чувство мистической бесконечности научного знания и научной деятельности, что как поднимает науку до высот Жизни, так и сополагает ее с другими формами мистицизма, в том числе снижая ее до недостатков всякой человеческой мифологии.

Пытаясь последовательно провести свою позицию, Фейерабенд один за другим рассматривает все модели науки и пытается показать их интервал немоделируемости, т.е. найти некоторую систему условий, при которой модель перестает быть таковой. Это можно сделать, либо показав противоречия модели, либо применимость альтернативной модели. В этом метод анархизма вполне напоминает тотальный методологический скептицизм. На каждый тезис он ищет свой антитезис.

Установке ученого сохранять и развивать одну теорию Фейерабенд противопоставляет принцип пролиферации научных теорий, выражаемый в призыве умножать все более разные теории. В истории науки находил свое оправдание и этот принцип. Например, во времена развития квантовой механики новые теории были настолько отличными от идей классической физики, что Нильс Бор в качестве одного из критериев новых теорий выдвигал их «достаточную безумность». Кроме того, более разнообразный спектр теорий может позволить быстрее выбрать из них наиболее адекватную для описания фактов.

Принципу фальсифицируемости Поппера Фейерабенд противопоставляет «принцип прочности (консервации)», требующий от ученого разрабатывать теорию, не обращая внимание на трудности, которые она встречает. Часто ученые проявляют большое упорство в отстаивании своих теорий, несмотря на давление критики, и порою в итоге такая установка позволяет сохранить еще «ранимые» ростки нового знания, обнаруживающего свою устойчивость к контрпримерам только на достаточно зрелой стадии своего развития. Чтобы вырастить крепкое дерево, нужно вначале сохранить его слабое семечко.

Критикуя позицию Куна, Фейерабенд возражает против его абсолютного разделения нормальной науки и научной революции. С его точки зрения, элементы этих двух состояний научного знания постоянно присутствуют в его эволюции.

Возражая стереотипу разделения обыденного языка и языка науки, Фейерабенд предлагает взглянуть на обыденный язык как на некоторую своеобразную теорию, которая также может быть преодолена некоторой последующей теорией. До некоторой степени этот процесс, по-видимому, совершается в эволюции самого обыденного языка, который все более ассимилирует различные теоретические конструкции.

Не всегда верно и отношение несовместимости между научными теориями. Несовместимость – это вид отношения между теориями, в то же время теории могут быть настолько различными, что может теряться вообще какое-либо отношение между ними, как между различными парадигмами в философии науки Куна. А несоизмеримые, несравнимые, теории совместимы – так еще с одной стороны Фейерабенд возражает Попперу, подвергая сомнению отношение фальсификации.

Индукции можно противопоставить принцип, называемый Фейерабендом «контриндукцией». Он выражается в требовании разрабатывать гипотезы, несовместимые с твердо установленными фактами и хорошо обоснованными теориями. Что же, нужно, по-видимому, признать, что и такого рода установка ученого может быть плодотворной, если старые теории и факты слишком догматизируются и тормозят возникновение нового знания.

Многие философы науки, например Поппер, отрицательно относились к использованию так называемых гипотез ad hoc («по случаю»), т.е. гипотез, временно созданных для объяснения только некоторого частного случая и обладающих очень узким объяснительным и предсказательным потенциалом за пределами этого случая. Фейерабенд находит оправдание и этой методологии, не без оснований утверждая, что любая новая теория начинается в форме различных гипотез ad hoc, которые лишь впоследствии могут быть заменены более основательными проектами.

В конечном итоге, утверждает Фейерабенд, все может внести свой вклад в развитие науки как одной из форм культуры, в том числе даже ложь и обман могли играть здесь свою положительную роль. «Anything goes» - «все пойдет» в горнило жизни, все может послужить топливом для нее. И здесь у Фейерабенда звучит уже оттенок размывания всех границ, потери всякой определенности. Разверзается бездна хаоса и небытия. Фейерабенд начинает отрицать саму возможность истинного познания, и феномен науки теряет свой смысл. Постпозитивизм исчерпывает себя своим собственным отрицанием – если нет науки, то не нужна и ее философия, в том числе философия постпозитивизма.

Методы научного познания

Метод - это совокупность определенных правил, приемов, способов познания и действия. Метод - это система предписаний, требований, благодаря которым решается конкретная практическая или научная (теоретическая) задача. Метод дисциплинирует поиск истины, он экономит время и позволяет двигаться к поставленной цели кратчайшим путем. Таким образом, метод - это совокупность определенных способов, приемов, которые применяются в разных видах деятельности для достижения поставленных целей. Поэтому различают методы в науке, методы в политике, методы в производстве и т.д. Примером использования методов в промышленности и сельском хозяйстве являются производственные технологии.

Классификация методов может производиться по различным основаниям.

По степени общности и по широте применения методы научного познания делятся на три группы:

1. Философские методы

2. Научные методы

3. Общелогические методы

Философские методы отличаются всеобщим характером применения. Эти методы используются для анализа природных явлений, социальных процессов, закономерностей сознательной деятельности человека.

Традиционно выделяются два философских метода:

1. диалектический метод

2. Метафизический метод

Эти методы отличаются друг от друга в понимании проблемы связей в мире, а также в понимании проблемы развития.

При понимании проблемы связей метафизика рассматривает вещи, отвлекаясь от их связи с другими вещами. диалектический метод, напротив, призывает познавать вещи и явления, учитывая их связи с другими вещами и явлениями.

При понимании проблемы развития метафизика или игнорирует развитие познаваемого предмета или сводит развитие к простым количественным изменениям предмета. диалектика же полагает, что понять предмет можно, лишь учитывая тенденции развития этого предмета.

Философы-диалектики говорят: <<‘Истина конкретная. Истина в одних условиях может быть ложной в других условиях.

Кроме этого, развитие предполагает не только количественные изменения, но и качественные скачки, которые осуществляются при переходе от старого качества к новому качеству.

В ходе развития науки метафизика используется на этапе накопления научных фактов, а диалектика используется на этапе теоретического обобщенного практического материала.

Научные методы делятся на два уровня:

1. Методы эмпирического познания

2. Методы теоретического познания

Методы эмпирического познания реализуются в процессе научного опыта, где главная роль принадлежит чувствам.

К методам эмпирического познания относятся:

1) наблюдение - это целенаправленное изучение предмета на основе работы органов чувств без вмешательства в изучаемое явление;

2) эксперимент - это целенаправленное изучение предмета в специально созданных, искусственных и контролируемых условиях. Здесь предмет воспроизводится искусственно;

3) сравнение - это выявление сходных черт или различий предметов;

4) описание - это фиксирование результатов опыта, наблюдения или эксперимента с помощью специальных систем обозначения. Описание осуществляется с помощью схем, таблиц, диаграмм и т.д.;

5) измерение - это выполнение познавательных действий с целью нахождения количественного, числового измерения величины.

Методы теоретического познания предполагают ведущую роль мышления в процессе научной деятельности.

К методам теоретического познания, в частности, относятся:

1) формализация - это отображение научного знания с помощью знаков и символов, то есть с помощью формализованного языка. При формализации рассуждения о предметах заменяются операциями со знаками, что наглядно проявляется в математике или символической логике.

Однако не все науки можно уложить в русло формализации. К примеру, философия или культурология не поддаются формализации. данный метод плодотворен, прежде всего, для естественных и технических наук.

2) аксиоматический метод - это выведение знания из некоторых исходных положений - аксиом. Аксиомы - это положения, которые очевидны и не требуют доказательств.

Общелогические методы являются общими для эмпирического, теоретического, философского познания, а также для других видов познавательной деятельности.

Общелогические методы включают в себя:

1) анализ - это мысленное разделение предмета на составные части;

2) синтез - это мысленное объединение частей в единое целое;

3) абстрагирование - это мысленное выделение самых главных, самых существенных сторон, качеств предмета. Примером абстрагирования может быть утверждение о том, что существенным качеством растений является способность к фотосинтезу;

4) идеализация - это мыслительная операция, связанная с образованием идеализированных объектов, которые не существуют в действительности (точка, идеальный газ, абсолютно черное тело, добро, справедливость, честь и т.д.);

5) моделирование - это метод исследования объектов и предметов на основе их заместителей - моделей. Модель - есть аналог определенного фрагмента действительности. Модель замещает оригинал в процессе познания или практики.

Различают два вида моделирования:

Материальное (предметное) - модель самолета, корабля и т.д.;

Идеальное (мысленное) - моделирование той или иной ситуации в сознании. В связи с развитием компьютеризации этот метод получает все большее распространение.

Методы научного познания можно сравнить с компасом, который указывает дорогу ученому. Ф. Бэкон сравнивал научный метод с факелом, который освещает ученому путь познания мира.

Пол Фейерабенд (р. 1924) - один из представителей постпозитивистской философии науки, оппонент и друг И. Лакатоса. Концепция науки П. Фейерабенда носит название «методологического анархизма» - по аналогии с анархизмом политическим.

Анархизм понимался П. Фейерабендом прежде всего как свобода от власти каких-либо методологических правил, о чем свидетельствует название его программной работы «Против методологического принуждения».

По П. Фейерабенду, методологических правил, которые не были бы нарушены (причем нарушены с пользой для развития науки), не существует. Хотя методология науки и выглядит правдоподобной и обоснованной, абсолютное большинство крупных научных открытий делается не по ее рекомендациям, а, чаще всего, вопреки.

Правила не обладают какой-либо истинностью. Их убедительность имеет не эпистемологические (эпистемология - раздел философии, изучающий источники, формы и методы научного познания, условия его истинности, способности человека познавать действительность), а психологические и культурные корни, - правдоподобным нам кажется то, что привычно, а привычно то, что было навязано в процессе прохождения через систему пропаганды существующей традиции. Поэтому руководствоваться правилами в научном исследовании нецелесообразно. Отсюда требование ГІ. Фейерабенда заменить все методологические рекомендации одной - «все дозволено!».

В противовес методологии принуждения П. Фейерабенд формулирует собственные «методологические» установки:

1. Контриндукция . Фейерабенд рекомендует «вводить и обосновывать гипотезы, которые несовместимы с хорошо обоснованными теориями или фактами», т.к. это работает на расширение научного кругозора: сопоставление альтернативных теорий позволяет лучше оценить каждую из них - со всеми ее достоинствами и недостатками. С этой же целью ученому стоит сохранять в поле зрения теории, давно утратившие свой авторитет.

2. Пролиферация (неконтролируемое размножение) теорий. Наличие многих конкурирующих теоретических систем гарантирует их постоянное совершенствование, а отсутствие «оппозиции» превращает доминирующую теорию в подобие мифа. Кроме того, размножение теоретических концепций влечет за собой и увеличение фактического материала.

3. Иррациональность обоснования. Цель - уравнять в правах логику обоснования теории и логику открытия. В позитивизме производство нового знания не подлежит никакому нормированию, тогда как на его обоснование накладывается ряд методологических норм и стандартов. Согласно П. Фейерабенду эта ситуация в корне несправедлива, поскольку каждая новая теория диктует свою собственную (а не стандартно традиционную) процедуру доказательства, в том числе и эмпирического. Специфика теории влечет за собой аналогичную специфику своего эмпирического содержания и наоборот.

4. Принцип несоизмеримости (строгой взаимосвязи логического аппарата теории и решаемых ею проблем и невозможность использовать их отдельно друг от друга или «привить» теоретический аппарат к неродственной ему проблематике) распространяется не только на различные научные теории, но и на сравнение науки с другими типами дискурса - мифом, религией и т. п.

Этические основы науки

Высокая роль и растущее значение науки в жизни современного общества, с одной стороны, а с другой - опасные негативные социальные следствия бездумности, а порой и откровенно преступного использования достижений науки повышают в наши дни требования к нравственным качествам ученых, к этической стороне научной деятельности. Научно-исследовательская работа требует от ее исполнителей соблюдение ряда принципов поведения в научном сообществе. Эти принципы определяются совокупностью морально-этических ценностей, присущих данному виду творческой деятельности. Их содержание сложилось исторически и совершенствуется самим научным сообществом в соответствии с условиями современности.

Научная этика - это совокупность установленных и признанных научным сообществом норм поведения, правил морали научных работников, занятых в сфере научно-технологической и научно-педагогической деятельности.

Основная идея этики науки была выражена ещё Аристотелем - «Платон мне друг, но истина дороже». С XIX века научная деятельность стала профессиональной.

В нормах научной этики находят свое воплощение, во-первых , общечеловеческие моральные требования и запреты , такие, например, как «не укради», «не лги», приспособленные к особенностям научной деятельности. Как нечто подобное краже оценивается в науке плагиат, когда человек выдает научные идеи, результаты, полученные кем-либо другим, за свои; ложью считается преднамеренное искажение (фальсификация) данных эксперимента.

Во-вторых , этические нормы наукислужат для утверждения и защиты специфических, характерных именно для науки ценностей . Американский социолог Р.К. Мертон предложил четыре основополагающих ценности.

Первая – универсализм: у беждение в том, что изучаемые наукой природные явления повсюду протекают одинаково и что истинность научных утверждений должна оцениваться независимо от возраста, пола, расы, авторитета, титулов и званий тех, кто их формулирует. Результаты маститого ученого должны подвергаться не менее строгой проверке и критике, чем результаты его молодого коллеги.

Вторая - общность , смысл которой в том, что научное знание должно свободно становиться общим достоянием. Публикуя результаты исследования, ученый не только утверждает свой приоритет и выносит полученный результат на суд критики, но и делает его открытым для дальнейшего использования всеми коллегами.

Третья - бескорыстность , когда первичным стимулом деятельности ученого является поиск истины, свободный от соображений личной выгоды (обретения славы, получения денежного вознаграждения).

Четвертая - организованный скептицизм : каждый ученый несет ответственность за оценку доброкачественности того, что сделано его коллегами, и за то, чтобы сама оценка стала достоянием гласности. При этом ученый, опиравшийся в своей работе на неверные данные, заимствованные из работ его коллег, не освобождается от ответственности, коль скоро он сам не проверил точность используемых данных. Из этого требования следует, что в науке нельзя слепо доверяться авторитету предшественников, сколь бы высоким он ни был. В научной деятельности равно необходимы как уважение к тому, что сделали предшественники, так и критическое отношение к их результатам.

Можно выделить следующие обобщенные этические принципы научной деятельности, которые признаются большинством ученых:

· самоценность истины;

· ориентированность на новизну научного знания;

· свобода научного творчества;

· открытость научных результатов;

· исходный критицизм.

Принцип самоценности истины подразумевает ориентацию исследователя и научной деятельности на поиск объективного знания, а не на личные, групповые, корпоративные или национальные интересы. Истина и только истина - основная ценность деятельности в сфере науки.

Новизна научного знания . Наука существует, только развиваясь, а развивается она непрерывным приращением и обновлением знания. Необходимость получения новых фактов и создания новых гипотез обуславливает обязательную информированность исследователя о ранее полученных в этой области науки знаниях.

Свобода научного творчества - идеальный, но не всегда реализуемый принцип научной деятельности. Для науки нет и не должно быть запретных тем, и определение предмета исследований есть выбор самого ученого. Любой результат должен быть внимательно проанализирован и оценен научным сообществом.

Всеобщность или открытость научных достижений . На результаты фундаментальных научных исследований не существует права интеллектуальной собственности, ибо они принадлежат всему человечеству. Автор и никто другой не может запретить использовать научные результаты или требовать какой-либо компенсации за их использование, кроме ссылки на авторство.

Исходный критицизм . Принцип, который подразумевает открытость для сомнений по поводу любых результатов научной деятельности, как своих собственных, так и публикуемых другими учеными.

Таким образом, в науке взаимоотношения и действия каждого из них подчиняются определенной системе этических норм, определяющих, что допустимо, что поощряется, а что считается непозволительным и неприемлемым для ученого в различных ситуациях. Эти нормы возникают и развиваются в ходе развития самой науки, являясь результатом своего рода «исторического отбора», который сохраняет только то, что необходимо науке и обществу на каждом этапе истории.

20 вопрос.

Разработка философии герменевтики как одного из направлений современной европейской философии была начата итальянским историком права Эмилио Бетти (1890–1970), а затем продолжена немецким философом Хансом Георгом Гадамером (1900–2002) в его работах «Герменевтический манифест» (1954), «Общая теория понимания» (1955), «Истина и метод» (1960). Гадамер реконструирует учение своих предшественников и создает философию понимания . В его определении это способ освоения мира человеком, в котором наряду с теоретическим знанием существенную роль играет непосредственное переживание («опыт жизни»), состоящий из различных форм практики (опыт истории), формы эстетического переживания, («опыт искусства»). Хранилищем опыта являются язык, искусство. Источниками опыта служат образование, предания, культурные традиции, осмысливаемые индивидом в обществе. Герменевтический опыт в учении Гадамера носит незавершенный характер, что, как он считает, является эпистемологической проблемой общества. При этом существенна роль самопонимания субъекта и его совпадение с интерпретацией, истолкованием своей экзистенции. Главный смысл понимания чужого текста философ видит в «перемещении в чужую субъективность». Поистине: понять другого невозможно, не ощутив себя на его месте! Гадамер в книге «Истина и метод. Основные черты философии герменевтики» продолжает метафизические традиции Платона и Декарта, отстаивает идею о том, что главным носителем понимания традиций является язык.

Основой герменевтики Гадамер считал так называемую понимающую психологию как способ непосредственного постижения целостности душевно-духовной жизни. Основную проблему герменевтики он сформулировал следующим образом: «Как может индивидуальность сделать предметом общезначимого объективного познания чувственно данное проявление чужой индивидуальной жизни?» Анализируя «чистое» сознание, Гадамер выделяет несознаваемый фон интенциональных актов, отводя герменевтике роль учения о бытии в традициях гегелевской диалектики. Он приходит к убеждению, что слишком тесная связь бытия со своим прошлым является помехой для исторического понимания подлинной сущности и ценности. Согласно Гадамеру, основу исторического познания всегда составляет предварительное понимание , заданное традицией, в рамках которой происходят жизнь и мышление. Предпонимание доступно исправлению, корректировке, но освободиться от него полностью невозможно. Безпредпосылочное мышление Гадамер рассматривал как фикцию, не учитывающую историчность человеческого опыта. Носителем понимания является язык, языковое понимание, раскрытое в трудах В. Гумбольдта.

Сознание – «нетематический горизонт» – дает некоторое предварительное знание о предмете, составляющее содержание «жизненного мира», лежащего в основе возможного взаимопонимания индивидов. По мнению философа, при любом исследовании далекой от нас культуры необходимо прежде всего реконструировать «жизненный мир» культуры, в соотнесении с которым мы можем понять смысл отдельных ее памятников. О бытии культуры вещают произведения поэтов – знатоков языка.

Основными понятиями философии Гадамера являются «практика», «жизнь», «слово», «диалог». Герменевтический опыт, т.е. перемещение в чужую жизнь, основан на стремлении понять «другого». В основе геменевтического опыта лежит предание, отраженное в фольклоре; опыт жизни, включающий прожитые события в поколениях, хранящиеся в народной памяти, в легендах, искусстве, культуре, в словоупотреблении. Искусство, считает Гадамер, способно дать философии жизни новый импульс. Культурные традиции способствуют самоосмыслению и интеграции личности в обществе, постулируя ее генетическую укорененность. Так совершается герменевтический круг, устанавливая связь поколений и их преемственность; отмечается эпистемологическая незавершенность герменевтического опыта (перемещения в чужую субъективность).

Гадамер пишет: «Опытный человек предстает перед нами как принципиально адогматический человек, который именно потому, что он столь многое испытал и на опыте столь многому научился, обладает особой способностью приобретать новый опыт и учиться на этом опыте. Диалектика опыта получает свое итоговое завершение на каком-то итоговом знании, но в той открытости для опыта, которая возникает благодаря самому опыту» .

Главное, что обретается в опыте, – готовность к обновлению, изменению, к встрече с «иным», которое становится «своим». Опыт переживаний, ошибок, страданий, разбитых надежд приводит к осознанию своих границ и одновременно к открытости конечного человеческого существа в свете всеобщего, универсального. Открытость опыта, знание того, что можно ошибиться, приводят к поискам истины через личностное постижение на основе собственного опыта. Но опыт – не только нравственное испытание, он испытывает «на прочность» наши умения. Опыт практичен. Он усмиряет фантазии, привязывает разум к действительности. На пути познания можно придти к истинному знанию и заставить природу служить себе.

Процесс понимания Гадамер делит на составные части. Он выделяет предпонимание , которое вырастает из обращенности к делу в виде предмнения, предрассуждения, предрассудка. В предпонимании замешана традиция: мы всегда находимся внутри предания, считает философ. Человек в восприятии текста позволяет ему «говорить». Если человек хочет понять текст, то он должен его «выслушать».

Герменевтик вторгается в субъективность человека. Понимание не есть перенесение в чуждую субъективность. Оно выступает в качестве расширения своего горизонта и обозрения иного «нечто» в правильных пропорциях. У Гадамера вещи не заговаривают лишь потому, что они не обладают умением говорить. В своем молчании, однако, они определяют строй языка, той среды, в которой человек живет. Вещь сохраняет себя в слове. Мышление есть экспликация слова.

Много внимания Гадамер уделяет пониманию прекрасного , которое для него есть Благо. Прекрасное в самом себе несет ясность и блеск, это способ явления благого, сущего, данного в открытом виде, в соразмерности и симметрии. Прекрасное – это венец понимания, его полнота.

Теоретическое наследие Гадамера противоречиво. В его книге «Истина и метод» отразилась цель жизни философа. В ней заявлено описание двух проблем – истины и метода. По этому поводу критики иронизировали: правильное название книги должно быть не «Истина и метод», а «Истина, но не метод». В одном из писем своему критику Гадамер писал: «В сущности, я не предлагаю никакого метода, а описываю то, что есть» .

В. А. Канке, исследовавший теоретическое наследие Гадамера, справедливо отмечает: «...За годы, прошедшие после выхода в свет „Истины и метода“, в полной мере выделена их историчность. Это существенно сблизило понимание естественных и гуманитарных наук. Противопоставление герменевтики естественным наукам потеряло былую остроту»

На печать книги «Гарри Поттер и Методы Рационального Мышления» специалиста по искусственному интеллекту Элиезера Юдковского. На момент написания этого поста собрано 9 211 964 рублей - и это второе место в истории российского краудфандинга. Радует, что люди интересуются рационализмом.

Лично мне замечательная книга Юдковского запомнилась одной очень яркой и точной цитатой, произнесенной Поттером:

«Ложь множится, вот что я имею в виду. Тебе приходится лгать все больше и больше, лгать о каждом факте, связанном с первой ложью. И если ты продолжишь лгать, продолжишь свои попытки скрыть это, то рано или поздно тебе придется лгать об основных законах мышления. К примеру, кто-то продает тебе некое лекарство альтернативной медицины, которое не работает. И любой двойной слепой эксперимент подтвердит, что лекарство не работает. Тогда тому, кто захочет продолжать защищать ложь, придется разуверять тебя в правильности экспериментального метода. Например, заявить, что экспериментальный метод годится только для научных лекарств, а не для столь чудесных продуктов альтернативной медицины, как у них. Или что хороший и добродетельный человек должен верить изо всех сил, и неважно, что при этом говорят свидетельства. Или что правды не существует, и нет такой вещи, как объективная реальность. Большинство из таких житейских мудростей не просто ошибочны, они анти-эпистемологичны, они системно ошибочны. На каждое правило рациональности, объясняющее, как найти правду, есть тот, кто хочет, чтобы ты поверил в обратное. Солгав однажды, ты обнаружишь, что правда отныне стала твоим врагом».

Сегодня мне по ряду причин пришлось перечитывать произведение «Против Метода» философа Пола Карла Фейерабенда, и я вспомнил эту цитату. Кстати, именно Фейерабенд вместе с Гегелем еще в МГУ стали причиной моего разочарования в философии, как академической дисциплины. Я занимаюсь биологией, и в моей сфере много людей, которые производят наукообразные псевдоглубокомысленные тексты - достаточно вспомнить волновой геном Гаряева, амазонок-гермафродитов Ермаковой, передачу лекарств через интернет Воейкова, релиз-активную гомеопатию Эпштейна, морфогенетическое поле Шелдрейка, церебральный сортинг Савельева и так далее. Но от этого принято открещиваться, а не преподавать в университете. А вот в философии, как мне показалось, дела обстоят иначе: даже самые дремучие идеи не просто находят себе место под Солнцем, но культивируются и восхваляются.

Фейерабенд прославился как критик науки и научного метода, как автор идеи, что в познании «все дозволено». Как и в гомеопатии, в текстах Фейерабенда слишком много воды. Поэтому разбирать все его перлы я не буду, но некоторые цитаты прокомментирую, держа в уме приведенное высказывание Юдковского. Возможно, мы узнаем что-нибудь новое про происхождение антипатии к науке.

Начнем с этой цитаты:

«"Примитивные" мыслители обнаруживают гораздо более глубокое проникновение в природу познания, нежели их "просвещенные" философские соперники. Поэтому необходимо пересмотреть наше отношение к мифу, религии, магии, колдовству и ко всем тем идеям, которые рационалисты хотели бы навсегда стереть с лица земли (без попытки их более глубокого рассмотрения - типичная "табу"-реакция)».

Возможно, у нашего философа проблемы с наукой потому, что она расходится с некоторыми его личными верованиями? Далее он негодует:

«Хотя родители шестилетнего ребенка имеют право решать, учить ли его начаткам протестантизма или иудаизма либо вообще не давать ему религиозного воспитания, у них нет такой же свободы в отношении науки. Физику, астрономию, историю нужно изучать. Их нельзя заменить магией, астрологией или изучением легенд».

Заменить физику и астрономию на магию и астрологию? Серьезно, Пол Карл?

«… отделение науки от государства может оказаться нашим единственным шансом преодолеть чахоточное варварство нашей научно-технической эпохи и достигнуть той человечности, на которую мы способны, но которой никогда вполне не достигали».

Разумеется, Фейерабенд не называет ученых колдунами. Колдуны - классные, независимые парни. Ученых он называет рабами:

«Всегда найдутся люди, которые изберут карьеру ученого и которые охотно подчинятся необременительному (духовному и организационному) рабству при условии хорошей оплаты и существовании людей, проверяющих и оценивающих их работу. Греки развивались и прогрессировали, опираясь на труд подневольных рабов. Мы будем развиваться и прогрессировать с помощью многочисленных добровольных рабов из университетов и лабораторий, которые снабжают нас лекарствами, газом, электричеством, атомными бомбами, замороженными обедами, а иногда - интересными волшебными сказками. Мы будем хорошо обращаться с этими рабами, мы будем даже слушать их, когда они рассказывают нам интересные истории, но мы не позволим им под видом "прогрессивных" теорий обучения навязывать нашим детям их идеологию"».

Видите ли, наука дала нам электричество и лекарства, это сложно отрицать. Но все рассуждения ученых - это на самом деле сказочки, не лучше (или даже хуже) астрологии или магии.

В качестве примеров того, как научный метод отступает перед другими формами познания, Фейерабенд приводит несколько историй:

«… колдовство имело прочную, хотя все еще недостаточно понятую материальную основу, и изучение его проявлений можно использовать для обогащения или даже для пересмотра наших знаний по физиологии».

Для обогащения, конечно, колдовство можно использовать. Но для получения знаний? По сноске Фейерабенд упоминает некие «Тщательные биологические и метеорологические наблюдения, сделанные так называемыми "примитивными народами"» и отсылки к антропологу Уолтеру Кеннону.

Проблема в том, что наблюдений, сделанных разными народами, несметное количество. Некоторые практикуют специальные танцы, чтобы призвать дождь. Островитяне с Фиджи придумали культ карго: строили деревянные макеты некогда навещавших их самолетов с припасами. Разумеется, есть и правильные наблюдения - кто-то научился распознавать опасные грибы, смазывать стрелы ядом лягушек или использовать кору ивы, содержащую ацетилсалициловую кислоту в качестве жаропонижающего. Если отобрать несколько примеров «правильных идей» этих народов и проигнорировать все сомнительные суеверия, то есть заняться подгонкой фактов под гипотезу, то можно выставить «примитивных мыслителей» гениями. Можно, напротив, подобрать только самые нелепые поверья того или иного народа и посмеяться над его глупостью. Беспристрастный исследователь, вероятно скажет, что у любого народа найдутся как ценные знания, так и общественные заблуждения. Наука же - способ, позволяющий уточнить, к какой категорий относится та или иная догадка. Что доказывают отдельные примеры успехов или неуспехов примитивных мыслителей, без систематического анализа? Ничего.

Но и с конкретными примерами у Фейрабенда косяк. Упомянутый Уолтер Кеннон придумал объяснение кажущейся эффективности черной магии, в которую верили многие жители Африки, Южной Америки, Австралии и Новой Зеландии. Согласно легенде, колдун может проклясть человека, и тот умрет. Кеннон приводит несколько примеров таких случаев и предполагает, что причиной смерти была не магия, а эмоциональная реакция на страх с выбросом гормонов вроде адреналина, из-за которой люди могли перестать есть или пить, или погибнуть от отказа сердечной мышцы. По сути Кеннон критикует идеи местных жителей о реальности магии, а не подтверждает их. При этом Кеннон следовал научному методу: выбирал из нескольких конкурирующих гипотез более правдоподобную. Будь Кеннон не «рабом академической науки», а просветленным последователем Фейерабенда, стал бы он изучать физиологическое влияние страха на организм. Зачем? Ведь и так ясно, что людей не страх убивает, а магия!

Следующая цитата Фейерабенда подходит под высказывание Юдковского еще лучше:

«Торжествует научный шовинизм: "Что совместимо с наукой - может жить, что несовместимо с ней - должно умереть". <…> Медицина лекарственных трав, иглоукалывание, прижигания и лежащая в их основе философия принадлежат прошлому, и теперь их нельзя де принимать всерьез. Эта установка сохранялась приблизительно до 1954 г., когда осуждение буржуазных элементов Министерством здравоохранения Китая послужило началом кампании за возрождение традиционной медицины. <…>»

Проблема с акупунктурой не в том, что она несовместима с наукой. В отличие от гомеопатии, здесь можно предложить тысячу механизмов действия. Но данных, подтверждающих эффективность этой методики, не было. Прежде чем лечить людей каким-то методом, неплохо проверить, работает ли он и безопасен ли. Ведь если мы допускаем возможные положительные эффекты вмешательства, возможны и нежелательные последствия. Не раз врачи сталкивались с тем, что неэффективные и даже вредные методики становились ужасно популярными. Например, кровопускание при инфекциях, пересадки яиц козла от импотенции или лечение ран путём намазывания жиром оружия, которое их нанесло. Доверять чьим-то субъективным, тем более магическим представлениям о лечении - значит недобросовестно относиться к пациенту.

В итоге ученые уделили изучению акупунктуры даже слишком много внимания. , что традиционные представления о ней ошибочны. В частности, эффекты акупунктуры не зависят от того, куда вставляются иголки, кто осуществляет процедуру, и вообще используются ли иголки или специальные зубочистки, которые не протыкают кожу. Просто некоторые болезни проходят сами, и люди приписывают выздоровление целительному иглоукалыванию, совершая классическую ошибку «после значит вследствие». Именно на основе глубокого изучения этой практики, после ряда мета-анализов и систематических обзоров литературы уже наши современники окрестили акупунктуру «театрализованным плацебо».

Но Фейерабенд продолжает делиться глубиной своих медицинских познаний:

«… существуют явления и средства диагностики, которых современная медицина не может воспроизвести и для которых у нее нет объяснения».

Здесь по сноске, в качестве ранее недооцененного метода диагностики Фейерабенд приводит определение одного из двенадцати типов пульса по Аюрведе. Серьезно? Конечно, по пульсу можно кое-что сказать о человеке… бьется ли у него сердце, например. Но двенадцать типов? Почему не тринадцать и какой в них смысл?

Оказалось, что не только современная медицина не может воспроизвести эту «замечательную методику», но и сами диагносты. В 2013 году вышла , в которой 15 зарегистрированных врачей Аюрведы, имеющих до 20 лет практики, пытались определить тип пульса у двадцати добровольцев. По данным исследования, специалисты расходятся в своих диагнозах примерно также как расходились бы генераторы случайных ответов. При этом, даже если бы врачи совпадали в своих оценках типа пульса, это не доказывало бы, что методика имеет диагностическую ценность. Но зачем исследования, ведь есть философия! Но допустим, что в ходе исследований выяснилось бы, что методика воспроизводимо работает. Противоречило бы это науке? Нет. Напротив, это стало бы основанием, для включения диагностики по типам пульса в арсенал современных врачей.
Так или иначе, по-видиому, скептики оказались правы. Фейерабенд - нет.

Но и это не последнее изнасилование медицины философом:

«В западной медицине обнаружился большой пробел, который, по-видимому, нельзя возместить обычным научным подходом. В медицине лекарственных трав этот подход состоит из двух этапов: сначала травяной состав разлагается на химические компоненты, а затем определяется специфический эффект каждого компонента. На этой основе объясняется общий эффект воздействия травяного состава на отдельный орган. Однако при этом упускается из виду, что травяной состав как целое изменяет состояние всего организма и именно это новое состояние всего организма, а не отдельная часть травяного состава исцеляет больной орган».

Понятно, что во времена Фейерабенда многих исследований, доступных нам сегодня, еще не провели. Но такой метод, как рандомизированное слепое
тестирование, был придуман еще до рождения философа - в далеком 1835 году. Именно этот метод стал наиболее надежным критерием, позволяющим отличить работающую методику в медицине от неработающей. Нормальные врачи не выводят эффективность лекарств из каких-то эфемерных рассуждений об органах или теле. В идеале они выписывают тот препарат, который лучше всего зарекомендовал себя в исследованиях и давал наибольшую долю выздоровевших пациентов. Дихотомия между воздействием на органы или человека в целом - фикция, бессмыслица, демонстрирующая, что наш философ не знает ни медицины, ни методов проведения медицинских исследований, и рассуждает в терминах, устаревших более чем на сотню лет.

Непризнание наукой перечисленных медицинских практик Фейерабенд объясняет так:

«… наилучшим средством для того, чтобы заставить замолчать "научную совесть" современного ученого, является все-таки доллар».

Здесь возникает ощущение, что он собрал все основные антинаучные клише. Вот вы представьте - философ науки, эпистемолог, вошедший во все учебники, опровергший «Поппера», а аргументы на уровне гомеопатов из «одноклассников» и тех парней, которые говорят, что на снимках NASA флаг колышется, значит, американцы на Луну не летали.

Но самое страшное в идеях Фейерабенда - не его воинствующий дилетантизм в области медицины, а одобрение политического давления на науку:

«Нам, полноправным гражданам своей страны, нужно решить: либо покорно принять шовинизм науки, либо устранить его общественным противодействием. В 50-е годы в Китае общественное вмешательство было использовано против науки маоистами. В 70-х годах при совершенно иных обстоятельствах оно было вновь использовано в Калифорнии некоторыми противниками теории органической эволюции».

Кстати, для полного комплекта нам только креационизма и не хватало. Теперь и он появился.

Подобные призывы можно сравнить с тем, как если бы наши депутаты собрались в комитете по здравоохранению и предложили Минздраву срочно ввести по всей стране массовое лечение Анафероном и другими релиз-активными гомеопатическими препаратами, без необходимости доказывать их эффективность… Хотя… Кажется, именно это они и сделали пару месяцев назад. Фейерабенд был бы доволен!

Но и это еще не все. Как вам его идея, что мы должны голосовать за научные теории?

«Мы принимаем научные законы и факты, мы изучаем их в наших школах, делаем их основой важных политических решений, даже не пытаясь поставить их на голосование» - сетует философ.

Хорошо, давайте проведем такое голосование. Вот, например, по данным ВЦИОМ 55% Россиян считают, что вся радиоактивность - дело рук человека.
Осталось только найти Великую Книгу, где записаны законы физики, и внести нужные изменения. Давайте еще проголосуем за то, что не бывает автомобильных аварий! Избавимся от этого социального конструкта и спасем кучу жизней!

И что мы имеем в итоге? Креационизм, магия, астрология, акупунктура, диагностика по двенадцати типам пульса - вот это Фейерабенд вроде как одобряет. А рабы-ученые пусть делают электричество и лекарства, ибо это хорошо, хотя и основано на каких-то сказках, которые лучше держать подальше от детей. Все это намешано с политотой, цитатами Ленина и Гегеля.

И такое изучают в курсе по философии науки, который должны сдавать все аспиранты. И мы удивляемся, откуда у нас кандидаты и доктора наук, заряжающие воду, разрушающие матом ДНК и передающие излучения лекарств через интернет. Перефразируя современного классика: этого не могло быть у Пастернака…

Справедливости ради, сам Фейерабенд признается, что местами был слишком резок в своих нападках на рационализм, ожидая, что работа будет опубликована вместе со вторым мнением. Увы, получилось то, что получилось и теперь данный труд некритично цитируют во всевозможных дискуссиях о науке. Особенно забавно слышать фразы «Фейерабенд доказал» или «Фейерабенд опроверг», учитывая, что сам философ идею доказательств отвергал (по крайней мере, на словах). Выходит, что как и в случае Кастанеды не так страшен Фейеребанд, как его преданные читатели.

Двадцатый век принес человечеству множество разочарований: обесценилась человеческая жизнь, потеряли привлекательность идеалы свободы, равенства и братства, за которые так истово боролись раньше. Понятия добра и зла приобрели новую окраску и даже оценку. Все то, в чем люди были уверены, стало относительно. Даже такое абсолютно стабильное понятие, как «знание», подверглось жесткой критике и сомнению. С того момента, как философия стала активно вмешиваться в науку, в жизни ученых наступили тревожные времена. Методологический анархизм Пола Фейерабенда сыграл в этом немаловажную роль. О его философских взглядах расскажет наша статья.

Провокатор научного сообщества

Пол Карл Фейерабенд в традиционном философском мире был настоящим Мало того что он поставил под сомнение все общепринятые нормы и правила научного познания. Он сильно пошатнул авторитет науки в целом. До его появления наука была оплотом абсолютного знания. По крайней мере это касалось тех открытий, которые уже были доказаны. Как можно подвергнуть сомнению Фейерабенд показал, что это вполне реально. Он не чурался и откровенного эпатажа. Любил при случае ввернуть высказывание Маркса или Мао Дзэдуна, сослаться на достижения шаманов Латинской Америки и успехи их магии, всерьез доказывал необходимость не проходить мимо силы экстрасенсов. Многие философы того времени воспринимали его просто-напросто как хулигана или клоуна. Тем не менее его теории оказались одними из самых интересных достижений человеческой мысли двадцатого века.

Мама-анархия

Одной из самых известных работ, которые написал Пол Фейерабенд, является книга «Против методологического принуждения». В ней он убедительно доказывает, что абсолютное большинство научных открытий произошло не с использованием общепринятых понятий, а как раз благодаря их отрицанию. Философ призывал взглянуть на науку чистым взором, не замутненным старыми правилами. Нам часто кажется верным то, что привычно. На поверку же оказывается, что к истине ведут совсем другие предположения. Поэтому Пол Фейерабенд провозгласил принцип «возможно все». Проверяй, а не доверяй — таков основной посыл его философии. На первый взгляд ничего экстраординарного в этом нет. Но философ решил проверить даже те теории, которые давно стали столпами в своей области. Чем незамедлительно вызвал острое неприятие к себе в среде классического ученого мира. Он подверг критике даже принцип мышления и поиска истины, которому веками следовали исследователи.

Альтернативный способ мышления

Что же предлагает взамен Пол Фейерабенд? Против способа построения выводов из уже имеющихся наблюдений и доказанных истин он призывает использовать несовместимые, на первый взгляд абсурдные гипотезы. Такая несовместимость способствует расширению научного кругозора. В результате ученый сможет лучше оценить каждую из них. Философ советует также не брезговать обращением к давно забытым теориям, словно следуя поговорке, что все новое - это хорошо забытое старое. Объясняет это Фейерабенд очень просто: ни одну теорию невозможно полностью обезопасить от возможности опровергнуть ее каким-либо утверждением. Рано или поздно найдется факт, который поставит ее под сомнение. Кроме того, не стоит отметать и чисто человеческий фактор, ведь факты ученым отбираются уже исходя из из одного желания доказать свою правоту.

Пол Фейерабенд: философия науки

Еще одним немаловажным требованием философа к научному познанию было наличие множества конкурирующих теорий, то есть пролиферация. Взаимодействуя друг с другом, они будут постоянно совершенствоваться. При доминировании же одной теории она рискует закостенеть и превратиться в некое подобие мифа. Фейерабенд был ярым противником идеи о таком развитии науки, когда новые теории логически вытекают из старых. Он считал, что, напротив, каждая следующая гипотеза отменяет действие предыдущей, активно ей противоречит. В этом он видел динамику развития человеческой мысли и будущее человечества.

Клуб знатоков

Некоторые высказывания Фейерабенда можно принять как отрицание состоятельности науки вообще. Но это не совсем так. Он просто указывает нам, что не стоит безоговорочно полагаться на непогрешимость науки. К примеру, в отличие от своего современника Поппера, который предлагал ученому опровергать собственные теории, Пол Фейерабенд настаивал на том, что необходимо обеспечивать свои гипотезы сразу несколькими объяснениями. Желательно построенными на разных основаниях. Только так, по его мнению, можно избежать слепой уверенности в своей правоте. Это немного похоже на игру «Что? Где? Когда?», в которой знатоки прорабатывают на всякий случай несколько гипотетических ответов, экспериментально выбирая наилучший.

Вопросы, оставшиеся без ответа

Одна из самых скандальных книг, которые написал Пол Фейерабенд, - «Против метода». Идею для ее создания подал философу его друг Имре Лакатос. Смысл работы заключался в том, что каждую гипотезу, сформулированную в этой книге Фейерабендом, Лакатос подвергнет жесточайшей критике и создаст свою — опровергающую. Конструкция в виде своеобразной интеллектуальной дуэли была как раз в духе основоположника методологического анархизма. Помешала претворению этой идеи смерть Лакатоса в 1974 году. Однако Фейерабенд все равно выпустил книгу в свет, пусть и в таком половинчатом состоянии. Позже философ писал, что своими нападками на рационалистическую позицию в этом произведении хотел вызвать Имре на их защиту.

Пол Фейерабенд. «Наука в свободном обществе»

Пожалуй, это произведение философа произвело еще больший скандал, чем «Против метода». В нем Фейерабенд предстает как откровенный антисциентист. Он разбивает в пух и прах все то, во что многие поколения ученых верили, как в Священный Грааль. Вдобавок ко всему в предисловии к этой вызывающей книге философ признается, что все это он просто выдумал. "Жить на что-то надо," - доверительно говорит он. Вот Фейерабенд и создал всю эту теорию, чтобы по возможности больше эпатировать публику. И тем самым вызвать ее горячий интерес, что не может не сказаться на продажах книги. Мало кто из серьезных ученых может честно признаться, что все его изыскания надуманы. Хотя частенько именно так и оказывается на самом деле. С другой стороны, возможно, это очередная провокация?

Шут гороховый или право имеет?

Чего хотел добиться своими теориями Пол Фейерабенд? Направление философской мысли в 20 веке весьма трудно описать одним термином. Различные «измы» расцвели пышным цветом не только в искусстве, но и в науке, а эпатаж как способ высказывания и позиционирования себя миру стал одним из самых действенных. Вызывая возмущение и раздражение у людей своими провокационными гипотезами, Фейерабенд хотел спровоцировать на опровержение их. Вы не согласны? Считаете мой подход неправильным? Переубедите меня! Приведите свои доказательства! Он словно бы стимулирует человечество не доверяться слепо давно известным истинам, а находить ответы самостоятельно. Возможно, если бы книга «Наука в свободном обществе» увидела свет в ее первоначально задуманном варианте, многие вопросы по поводу творчества Фейерабенда отпали бы сами собой.

Был ли Пол Фейерабенд антисциентистом или создал новую концепцию познания? Читая его работы, трудно ответить на этот вопрос. Несмотря на то что формулировал свои идеи он предельно четко, даже резко, возникает впечатление, что все это - лишь нагромождение провокационных высказываний. Пожалуй, главной заслугой философа стало его указание на непогрешимость науки и на необходимость поиска альтернативных путей познания мира. В любом случае познакомиться с творчеством этой интереснейшей личности точно стоит.

Вам могут быть интересны следующие материалы

Розетки 

Провода и кабели

Заземление

Инструменты

Источники света

Светильники

© 2024 Helperlife - Строительный портал